Тот дает знак крикливому замолчать, потом чешет голову, пузо, яйца и решает:
- Вот этого нужно занести туда. Он больной.
Двое полицейских поднимает Джеки, и нас ведут в направлении небольшого домика, отделенного от всего комиссариата. Там мы входим в помещение, нечто вроде рекреационного помещения, объединенного с рабочими кабинетами, и оставляют на месте.
- Джеки.
Тот открывает глаза, осматривает не слишком привлекательное, но все же нормальное окружение, и реагируем мы совершенно одинаково.
- Фу!
***
Мы выдрали для себя относительную свободу передвижения, но следующие девять дней нам чертовски скучно. Еще мы получили назад свои ботинки и немного денег на жизнь.
Вся комната и столы покрашены лущащейся зеленой краской. В углу пожелтевший умывальник с краном, в котором давно уже нет воды. Чтобы напиться или умыться, нужно идти к крану во двор. Наши кровати - это обычные нары с дырявой противомоскитной сеткой. Нам не остается ничего другого, как только присматриваться к зрелищу, которым является сам комиссариат.
Маленького старикашку обвинили в краже ореков. Двое мусоров заставляют его проглотить орехи вместе со скорлупой. Затем один из них садится на стоящего на четвереньках старика и, подгоняя его ударами по шее, приказывает везти его к двери камеры, за которые и впихивает несчастного пинком.
Нет, эти люди совершенно другие. Мы покупаем себе еду во дворе. В кабинетах рядом с нашей комнатой работают исключительно инспекторы в гражданском. Они точно такие же злые и тупые, как остальные, но по отношению к нам ведут себя нормально. Мы даже начинаем навязывать дружеские отношения, чтобы подкупить их и пользоваться мелкими услугами.
Полицейские забавляются, как только могут. У них имеются шашки, и они разыгрывают длиннейшие партии. Вместо потерявшихся шашек у них пробки от кока-колы. Проигрывать они совершенно не умеют, и после кажой партии проигравший вытаскивает заключенного из камеры, чтобы избить его с целью разрядить свою злость.
Нет, они совершенно не похожи на насю
В конце концов, нам сообщают, что сегодня утром мы встретимся с мадам комиссаром. Для нас это означает конец наших бедствий. Мы сможем объяснить наше дело. Если даже какие-то проблемы и будут, то нам удастся поморочить голову этой самке. Ведь не остнется же она равнодушной к нашим мужским достоинствам.
Фурия, впустившая нас в свой кабинет, тут же лишает нас всяческих иллюзий. Это негритянка лет около тридцати пяти. Тело у нее даже ничего. Вот лицо оценить сложно, потому что оно искажено гримасой гнева.
Джеки и я переглядываемся друг с другом. Мы оба освежились, более-менее почиститлись. Но с этой дурой у нас нет ни малейшего шанса, ведь пизды-то у нее нет. Делаю Джеки знак, как будто орезаю себе указательный палец. Тот понял и кивает.
- Что это еще за жест?
- Ничего, мадам, не обращайте внимания. Мы вас внимательно слушаем.
И она продолжает говорить. Следствие началось с грузовика, припаркованного в Бамако. Потом она доходит до Интерпола, по дороге вспоминая о значительном списке самых различных преступлений. Эта длительная литания бекссмысленной лжи подтверждает то, чего я давно уже опасался. В тюрьму мы попали по причине моих врагов, которые подкупили комиссара либо принадлежат к членам ее семьи. Мы вежливо выслушиваем до конца и возвращаемся к себе в комнату, чтобы тут же начать действовать.
Мы пообещали кучу денег одному из инспекторов за то, что он передаст письма. В Бамако я знаю парочку бывших министров и бывшего представителя страны в ООН. Джеки пишет французскому консулу и Шотару.
Никто из моих "приятелей" не отвечает, и мои опасения подтверждаются. Меня поставили под прицелом, и Мали уже перестала быть дружественной страной, которой была до сих пор. Джеки за то получил ответ от консула; вскоре он даже приходит проведать нас в комиссариате.
Это старый дипломат, еще времен Колониальной Службы, алкоголик, милый, но мало в чем полезный нам сумасшедший. Он соглашается с нами относительно юридической ценности обвинений, выдвинутых со стороны комиссара. Ему достаточно сказать пару слов, и мы могли бы выйти на свободу. Но нам приходится ждать еще три дня, пока толстяк решился постучать в нужные двери, чтобы войти в них и убедить кого нужно. И наконец, в сопровождении консула, мы эту дыру покидаем.
***
Возвратившись в Сегу, мы подбиваем бабки с охваченным паникой Шотаром. Я прекрасно понимаю, что перегнул палку. Наши последние несчастья - это звоночек. В Мали мы оставаться уже не можем. Время кончать с этим приключением, я вытянул из него все, что только было можно. Слишком велика опасность для нас. Если после многих лет приключений я до сих пор жив и нахожусь на свободе, то это потому, что всегда знал, когда следует отойти в сторону.
Самым простым решением было бы выехать в Вагадугу и ожидать там Шотара. Этот последний должен будет собрать бабки, принадлежащие нам в рамках выплаты кредита. Джеки со мной не соглашается.
- Африка мне осточертела.
Ему не нужно много времени, чтобы меня убедить. Да, я сражался, как обычно устраивал бардак, по-своему помогал олюдям, попробовал все здешние удовольствия. И теперь я уже пересытился.
Джеки вытаскивает географический атлас и, закрыв глаза, тыкает пальцем в карту мира.
- Центральная Америка.
Мы забираем всю наличность, приказав Шотару ждать здесь остальных денег, чтобы присоединиться к нам позднее. А потом мы смываемся, чтобы устраивать бардак в каком-нибудь другом месте.
Никакой гонки по пустыне не будет. Мне жалко лишь Радижах.
Мы с Джеки еще много лет были вместе.
Капоне и Джос направились своим курсом.
Альбана слишком увлекался спиртным, и, в конце концов, от него же и умер.
Расизм Индейца оказался пророческим: возвратившись домой, он застал жену с каким-то африканцем.
Шотар удрал со всеми деньгами. Шакал!
Мне рассказывали про идальго, умершего от передозировки героина, который мотался по Азии и дудел в старую трубу.
1 - Не двигаться, это наше дело (англ.)
2 "Четыреста ударов" - название фильма Франсуа Трюффо о судьбе репатриантов из Алжира, вернувшихся во Францию после волнений в Алжире прим. перев.