«Как же, однако ж, быть? надо же ведь узнать его, еврея-то!» - «Как быть, спрашиваете вы: ну, я вам дам совет, и самый хороший; я вам дам совет изучить, хоть поверхностно, еврейское учение, именуемое: Талмуд, и тогда узнаете еврея, всего, как он есть, в действительности, а не по наружному взгляду. Я говорю — «поверхностно» потому именно, что серьезно изучить Талмуд, в особенности с его бесчисленными комментариями, и самому большому и ярому еврею не по плечу. А достаточно, по моему внутреннему убеждению, узнать, чему он учит и какое направление в жизни дает своим последователям, евреям. Узнав это, и узнаешь сразу всю жизнь еврея с самой колыбели до могилы»...
Остановимся. Вот — признание, которое вырвалось у автора или которое он обронил побочно, как пластическое общее впечатление, и оно так бесконечно важно. Переведем его на наш язык, и мы получим две ценные истины:
1) вся жизнь еврея — талмудична, т.е. священна;
2) Талмуд — весь жизнен и есть как бы церемониальное священное одеяние, в своем роде цицес талес, на еврее.
Или, что то же:
1) Талмуд есть еврей, выраженный в слове;
2) еврей есть движущийся, осуществленный Талмуд.
Нужно знать кой-что об устроении Талмуда. Прежде всего — он часть, частичен собственно, несмотря на умопомрачительный его объем: к нему не достает 40-80—150 еще таких же Талмудов. Это мы узнаем так же просто, как просто в арифметике нахождение целого числа по части, цельной единицы по ее дроби. К составлению Талмуда, который был совершенно окончен к P. X. и, вероятно, созидался во всю пору золотого, серебряного и медного века юдаизма, — итак, к этому составлению подан повод и до известной степени даже дан лозунг в «Исходе», «Второзаконии» и «Левите» Моисея, в самом духе и смысле его заветов под «Синаем» Израилю. Страх и трепет египетских казней дышит в слове Моисея: «если
не... то — то- то». Дивный корабль, сосуд Божий, «семя Иеговы» в пустыне и на Синайском полуострове — еще как бы между небом и землей, ни в живых — ни в мертвых, висит, колеблется, зарыт в волнах опасностей и собственного недоумения о своей судьбе. Это-то положение народа и вызвало угрозы законодателя: «если — не... то — то-то...». При этом его повеления — всегда жизненны, относятся к жизни, есть путь бывания, стезя поведения. «Матросы — по реям!» — вот наш язык, на который мы можем перевести язык священных предписаний. Итак: путь жизни, стезя бывания — вот глаголы Божии Человеку. Теперь сейчас же возник вопрос: как быть? что сделать? на которую рею побежать и которому человеку? Путь жизни требовал разработки, и Талмуд есть такая разработка. Таким образом, из самого характера священного закона как стези, уже вытекала сущность Талмуда, как из проблем стратегии вытекает вся надземная и подземная (тайная и явная) работа Главного штаба. Раввины совершили то же, и даже были тем же, чем офицеры Генерального штаба, безыменные и, во всяком случае, не гениальные, офицеры-копуны, офицеры-саперы, перед которыми поставлена задача: «провести императорские войска в Индию». Непременно тут явилось бы много и не индийского, и не русского, а афганистанского, памирского, белуджистанского, бухарского. В Талмуде есть также бездна вещей, взглянув на которые удивляемся: «От пророков ли это? от народа ли пророческого?». И явилось подозрение, а наконец и уверенность, глубоко невежественная, что Талмуд есть инородный и неправильный нарост на Библии, даже только около Библии; и что в нем Израиль уклонился от чего-то; хотя нет трактата, главы, страницы в Талмуде, который не отвечал бы или не усиливался ответить: «Ну, как же исполнить это и то, содержащееся в «Исходе», «Второзаконии» и «Левите» Моисея». Против Талмуда и его составителей, против самого его исполнения — ни слова нет у пророков, у Маккавеев, у Ездры, хотя Талмуд в ту пору неписанно существовал и строжайше исполнялся: но вот его записали, чудовищную по объему работу записали для памяти, и у позднейших его читателей и притом вне еврейства стоящих, у франков, аллеманов, бургундов, появляется удивление, презрение, негодование: «Не то! не то! уклонились! сошли с пути!». С какого пути? С чьего пути? На путь франков и аллеманов Израиль и не вступал, и на этот путь раввины и не вели вовсе свой народ. Но для франков франкское понимание обязательно, конечно... Ничего на это нельзя сказать кроме: «блажен, кто верует»... Главный путь расхождения — непонимание франков и бургундов: «Зачем в Талмуде все телесность? Почему не духовный смысл? Зачем это не проповедь и проповедание, а 40-томный ответ на недоумение: как нам жить». На каждой странице бургунд ожидал читать то, что позднее, наконец, сам определил: «Бог есть дух — бесконечный, всеблагий, всеправедный, вездесущий»... Он не заметил, что первое слово «дух» есть его собственное, а в Завете стоит: «дыхание», т.е. «движущее», «жизнь», а не отвлеченность, не абстракция и возношение «духовных качеств человека»: