– А эта вот маленькая жемчужинка, – Лизель кивнула на Джессику, – его жена Джессика. Мать Виви.
Мать?
– Я ее не юбью! – упрямо повторила Верена. – Она тупая!
– Не будь я тупой, я предохранялась бы! – шепотом взвилась Джессика.
– Заткнись, – перебила Лизель и нежно улыбнулась в ответ. – Все уже в курсе, что ты не предохранялась.
Возникла неловкая пауза, перемежаемая тихими смешками.
– Э-э, сын фрау Дитрих, – заговорил Маркус, переждав перепалку с таким лицом, будто Джессика понесла от Святого духа. – Чудесная женщина, я ее встречал.
– Она чудесная, – сказал Ральф и улыбнулся, представив себе, как взбесилась бы его тетя, узнав, что кто-то усомнился в ее невинности. – Но я не сын, я ее племянник.
Мать с сыном как-то странно переглянулись. Лизель чуть нахмурилась, взглянув на Агату, Маркус бросил быстрый взгляд на скамью, где граф подавшись вперед, что-то считал на пальцах.
– Племянник? – переспросила Лизель.
– Да, – сказал Ральф, – племянник.
Женщина ничего не ответила, а Маркус опустил голову и принялся поправлять завязки на убийственных туфлях Ви.
Посторонние звали его «отец».
Когда прихожане стали вставать для благословения, Ральф пылал и горел. Встать удалось только со второй попытки.
Теперь-то он понимал, почему в лесу, Маркус показался ему внушительнее. Они были близнецы и на первый взгляд, ужасно похожи, – но только на первый взгляд. Когда появился Фредерик, его брат померк.
Даже сквозь сутану и парадное облачение угадывался его мощный торс атлета.
И он узнал его, боже-господи! Священник сразу его узнал.
– он носит черное платье, – сказала девочка той ночью в лесу.
– его все зовут «отец».
– он красивый и очень большой.
Ральф ощущал себя шантажистом. Призраком Оперы, явившимся на спектакль Кристин Даэ.
Он бы сбежал, если бы он мог. Но он не мог: сидел в самой середине. Верена держала его за руку, не сводя сияющих глаз с отца. Даже Джессика, сидевшая рядом с Маркусом, казалось, смягчилась. Ее губы были такими мягкими, а взгляд таким… влажным, что Ральфу пришлось положить пиджак себе на колени.
И Ви, и Джессика сидели, не шевелясь. Сидели одинаково, всем телом, подавшись вперед, они смотрели на священника не мигая. Ловили каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд.
– Он потрясающий, правда?.. – сказала Джессика Ви. – Ты только посмотри на него! Он твой… дядя.
– Джесс, – почти что нежно одернула ее Лизель, – Звездочка, не сейчас.
***
Если бы Ральф, впоследствии, решил рассказать кому-то, как нашел бога, он рассказал бы об этой мессе. И о словах, которые произносил Фредерик. Ральф не мог вспомнить, что это были за слова, но навсегда запомнил то ощущение, что испытывал.
Благоговение. Да, иначе не назовешь.
И его слова, и то, как все они крепко держались за руки. Виви, он, Лизель и Джесс…
…Когда Ральф подошел для благословения, он больше не волновался. Все на свете утратило старый смысл и обрело новый. И в этом, новом смысле, Ральф больше не стеснялся ни священника, ни себя.
Выпустив его руку, девочка шагнула вперед и широко открыла накрашенный блеском вишневый ротик. Ральф даже удивился, когда Джесс села на корточки и, сама лично, помогла ей накрасить рот.
Это сильно контрастировало с тем, как она обращалось с дочкой до службы.
– Я хосю быть касивой для дяди Фьедди, – сказала Верена Ральфу, когда Джессика закончила.
– Ты очень красивая, – уже без запинки ответил он.
Джессика только насмешливо фыркнула, мол, еще в задницу ее поцелуй.
– Не забудь сказать «хорошая проповедь», – напомнила она Ви и пошла первой, держа дочь за руку. Ральф, которого та держала второй рукой, посеменил за ними. Мысли метались между прослушанной проповедью и задом идущей перед ним девушки…
– Осень холосая поповедь, дядя Фьедди! – произнесла Верена заученные слова, жуя полученную гостию.
И все, конечно же, умилились. Такая она была милашка, в своем стремлении корчить из себя взрослую.
– Пресвятой отец, – шепотом подсказала Джессика и девочка повторила:
– Пьесвятой отес дядя Фьедди!
Все рассмеялись, в том числе Фредерик и Ральф подумал: чего ему это стоило. Опустившись коротко на одно колено, священник поцеловал дочь в голову и под общее протяжное оуу-у-у, легонько подтолкнул в спину.
– Все, Цукерпу, – сказал он. – Теперь иди с мамой. Я тоже скоро приду.