Спор разрешился тем, что Фила турнули из семинарии. За то, что он согрешил, – навсегда разбив отцу сердце. Филипп, конечно, кричал, что его подставили и не было ничего такого, но все мы знали, что было.
Отец Райнер, настоятель, прогуливался вдоль келий, когда вдруг увидел Свет… Нет, вру, просто свет. От настольной лампы.
Когда старик заглянул к ним на огонек, Филипп сидел на кровати голый, а перед ним на коленях стоял какой-то семинарист и за неимением огурца, тренировался на настоящем члене.
Все было решено.
Ральф мигом сориентировался. Зная непримиримость графа к гомосексуалистам, он позвонил сперва Лизель, а потом – Джесс.
– Есть дело! – сказал он ей. – Ты еще хочешь утереть нос Фреду?
Она хотела.
Спешно попрощавшись с тетей Агатой, Джесс побросала вещи в машину. Засунула меня, всю в слезах на заднее сиденье, и до упора вдавила газ в пол. Свадьба состоялась через неделю.
Так Джессика стала женой наследника, Филипп с Ральфом получили стартовый капитал для своего отельного бизнеса, а Себастьян – сына-гетеросексуала.
– Спокойно, Цукерпу, – сказал он, когда я по традиции плакала на его плече, узнав, что отец и с ним уже не общается. – Когда у нее появится ребенок, она оттает и позволит тебе видеться с отцом. И он вернется…
Он не вернулся.
Прошло три года, а Джессика так и не родила. И место Филиппа в графском сердце, сильно сдвинулось в сторону: Цезарь породил жеребенка, который обещал превзойти отца. И вся семья, во всех соцсетях, задыхаясь от обожания обсуждала его, перепощивая снимки у Себастьяна.
Когда граф пригласил меня прийти посмотреть на Цезаря-младшего, которого смеха ради окрестил Брутом, Джессика даже не удивилась. Я – очень. Ведь я, в отличие от Джессики не пила. Филипп, которого не то, что ни разу не позвали, – даже не известили, – дернулся.
– Чег-о-о?!! – рявкнул он. – Куда-куда он позвал тебя?
Меня обуяла нежность: нельзя с такими слабыми нервами делать вазектомию.
– Посмотреть на нового жеребенка, – медленно и раздельно сказала я.
– В смысле, он тебя пригласил? – спросил Филипп, сжав кулак. – Без нас?
– Ага, – ответила я. – Я, типа, девушка Фердинанда, который теперь, типа, гетеросексуал. А ты тот сын, чья рентабельность опять под вопросом.
Филипп обозлился еще сильнее.
Недавно, на пикнике, графиня пыталась представить очередного художника, граф с кем-то заговорил о насущном – о бабах. Художника это не увлекало и Фердинанд, из солидарности с матерью, решил его поддержать.
– Есть вещи поинтереснее женщин! – заявил он.
– Надеюсь, – сказал отец, резко обернувшись, – ты говоришь о тачках, и лошадях, сын мой!..
Бож, как он был красив в этот миг. Прямо, как Джеймс Бонд в исполнении Пирса Броснана. Такой же резкий и дерзкий красавчик, только блондин. У меня даже сердце дернулось от восторга, а Фердинанд умолк, забившись под мою юбку.
Видимо, Себастьян был пьян, раз принял это за признак ориентации.
– Перед генофондом Ландлайенов, даже Ферди не устоит, – сказал он друзьям. – Знаешь что? Приходи-ка посмотреть моего нового жеребчика.
И я еще раз объяснила это Филиппу.
…Джессика, которую жеребенок не волновал, как и все прочее в этом мире, внезапно дрогнула. И выпрямилась на стуле, опустив на колено пустой стакан.
– Фердинанд? Ты с ума сошла?! Ты понимаешь, что он третий сын и вообще ничего не стоит?
– Второй, – поправил Филипп едко. – Рене погиб, помнишь? Я – Филипп.
Она на миг замерла, потом, через силу, кивнула.
– Твой отец ненавидит Ферди. Конечно, я понимаю его надежду, но… давай откровенно: будь она твоей дочерью, ты отдал бы ее Фердинанду?
Филипп пожал плечами. Словно допускал возможность того, что Фердинанду понадобится женщина.
– Если бы ты была против? Да!
– Пошел ты!.. – махнув рукой на Филиппа, она устало повернулась ко мне. – Я говорю всерьез! Я не хочу, чтобы ты с ним тискалась.
– Джесс, – я вскинула голову, – знаешь, в чем твоя проблема?.. Ты думаешь, будто твои желания кого-то интересуют! Все еще!..
Филипп заржал.
– А ты гораздо интереснее, чем я думал, – сообщил он и дружески похлопал меня по заду. – Он пришлет за тобой машину, или я тебя отвезу?
«Евро, если ты мне понравишься!»
Первое, что я увидела, сбегая с крыльца, был лакированный зад черного седана, который возил меня в школу и из нее. Я вскрикнула, ломая ногти в завязках сумки. Лихорадочно сунула в нее руку, пытаясь отыскать телефон…