– Филипп, – возвестила она.
Старые слуги по инерции становятся твоими со-матерями. Но Мария была особенным человеком в доме. Они с Михаэлем вырастили Маркуса и отца. Она, по сути, продолжала распоряжаться всем, когда Лизель уезжала вновь, – чтобы опять побыть замужем. И все мы звали Марию мама-Мария.
– Сказать ему, что вас нет?
– Да, фата, скажи ему, – проворчала Лизель. – Сам он оглох и деликатно не слышит!..
Она взяла трубку, и Мария, сев рядом со мной сунула мне тарелку с пирожными.
– Смотри-ка, что я купила для моей Виви – ее мягкий говор звучал еще нежнее из-за румынского акцента, – Виви любит пирожные, правда? Да? Ты ж моя маленькая фата… Ешь, ешь!.. – она поцеловала меня в висок и, погладив ласково по щеке, вышла.
Я молча перебралась в соседнее кресло. Как только узел боли и унижения чуть ослаб, мне стало невыносимо жаль себя и пирожное пришлось очень кстати. Надо было сказать Филиппу, что он извращенец, плюнуть в лицо и самой спрыгнуть за борт, чтоб утопиться. Пусть бы потом доказывал Джессике, что я умерла, а не сбежала к папе.
– Что там произошло? – голос Лизель ворвался в гул моих размышлений; разогнал их, как комариный рой.
Трубка горячо зажужжала. В чисто мужской манере Филипп замямлил, что ничего такого ТАМ не произошло. Лизель снисходительно улыбнулась; закатила глаза.
– Филипп, зайчик мой, это не твоя матушка. Это я. Твоя двоюродная бабушка Лиззи.
Прошло несколько мгновений: три моих частых вдоха, одно моргание. Филипп переваривал, каким боком она теперь его бабушка и подсчитывал, как много задолжал архиепископу Марти.
Лизель и его двоюродный дед, по-прежнему были вместе, невзирая на его сан и ее браки. И он по-прежнему делал все, что она велит. А Себастьян, который очень любил светский лоск и деньги, делал все, что говорил дядя, у которого он их брал. Бездетный Филипп же был теперь под очень большим вопросом.
В общем, он понял, что Лизель хочет сказать и что-то спросил, я не разобрала.
– Естественно, она мне все рассказала. А еще раньше – Михаэль, которого ты отправил от ее школы… Пойми меня правильно, дорогой. Я ничего не имею против мужской природы. Если бы ты просто переспал с ней я…
Филипп с новой силой что-то заговорил, перебив ее.
– Не говори ерунды, – оборвала Лизель спокойно и даже нежно. – Никто тебя не винит. Твой член – твоя собственность. Речь сейчас не об этом. Не хочешь девушку, так не трогай девушку, вот о чем речь. А если трогаешь, так не прыгай за борт!.. – он перебил ее, она не позволила. – Заткнись! Я тебя прошу, Филипп. Просто закрой свой рот. Иначе, я сама, лично, расскажу Себастьяну. Как анекдот. Как думаешь, он оценит?
Фил сдался.
Узнав, что его любимчик застукан с парнем, граф чуть с ума не сошел. Фердинанд рассказывал мне, – он в буквальном смысле, несколько раз, наотмашь, ударил Филиппа по лицу, а потом велел ему убираться из его дома.
Марита начала истерить, крича:
– Куда он пойдет?!
На что отец ответил:
– Мне наплевать. Хоть на Репербан! Сдавать свою задницу в аренду пожилым содомитам.
Архиепископ Мартин и Ральф, которого он привез с собой, клялись и божились, что Филиппа подставили. Оклеветали, с единственной целью – нанести урон графу лично, архиепископу и всей, вообще, семье.
Они его женят. Женят немедленно! Да на его же бывшей, на Джесс.
– Ты трахал Джесс? – чуть оттаял граф. – Ну, ты и крут!.. В смысле, как ты мог так поступить с Маркусом!
– Я позвоню ей и попрошу приехать, – вмешался Ральф.
И Джесс, которая умирала со скуки бродя по стенам, приехала и заппела про их подростковую любовь. Чище и ярче, чем канарейка.
Ее рассказ, ее грудь, ее наследство сделали свое дело. Себастьян притворился, что верит… Но он так сделал из гордости: прежнего отношения к себе, Филипп так и не вернул. Он жилы рвал, пытаясь и так, и этак. Отец же не желал его больше знать.
Анекдот о том, как Филипп выпрыгнул за борт, слегка коснувшись моей груди, мог стать его некрологом.
Филипп что-то страстно заскрежетал.
– Побойся, бога, – сказала Лизель. – На Джессику мне плевать! А Ви – моя собственная внучка… Я намекаю? Нет, я не намекаю. Я прямо говорю: не морочь ей голову. Ты ей не пара! Что значит «в каком смысле»? В прямом!
Молчание, грохот в трубке:
– Ты видел последний «Форбс», Филипп?.. Нет, да? Вот и я тебя там не видела, в отличие от твоего бывшего партнера, – он снова заговорил, она опять перебила. – Оставь ее возраст! Когда тебе самому было столько лет, мы три минуты ждали, пока ты опомнишься и прекратишь стоять, словно суслик, уставившись на буфера Джесс! И она была тогда замужем, а ты – собирался посвятить себя церкви! Так что оставь в покое возраст Верены и выслушай, что я тебе скажу. Ты – член семьи, а Ральф – нет. Но мы в него вкладывались. Много и очень долго. Я не отдам его какой-нибудь пронырливой потаскушке. Поэтому, клянусь богом, если ты еще раз попробуешь морочить голову Ви, отвлекая ее от Ральфа…