– Ты заразился от Джессики или что с тобой?! – я резко встала. – Ты… ты!.. Кретин! Лизель – Ландлайен, как Джесс. Ты думаешь, только Штрассенберги держатся за свой клан? Представь себе, Ландлайены тоже!
Я вышла, оставив Филиппа с открытым ртом, коробкой суши и горьким, – надеюсь, – чувством вины.
Немые девушки так прекрасны!..
Дальше все пошло, как по нотам.
Фил пообщался с Джеком, показал ему еще разок гобелены и салфеточки с фамильным гербом, затем они сели на яхту, съездили в Гремиц, осмотрели отель и… ударили по рукам.
– Ты ему отсосал, что ли? – спросила Джесс… и огребла затрещину, едва не кувыркнувшись через диван.
Будь она чуть трезвей, то непременно вызвала бы полицию, но спиртное помогало ей смотреть на мир проще.
– Фред мог заставить меня умолкнуть, – пробулькала она с пола, – просто посмотрев на меня…
– Да Фред смотреть на тебя не мог! – заорал Филипп. – Как ты ни раскладывала перед ним свои прелести, он их все равно не хотел!..
– Да как ты смеешь?..
Я их оставила. Они это заслужили.
В моей комнате, на столе, стояла большая коробка. В подарочной упаковке. Незамеченная, – они как раз выясняли, кто кому больше должен и меньше нужен, я отнесла ее в спальню Филиппа и молча сунула в шкаф. Там уже лежали Макбук и айфон. Серьги он то ли в сейф убрал, то ли подарил другой девушке.
В тот вечер Филипп ушел из дома, а Джессика горько плакала у меня на плече. О том, что все козлы, а она – хорошая. Просто любить хотела… А вот они, – и папочка, и Филипп и дед Ландлайен… Я так и не поняла, по ком она плачет. Судя по скорости, с которой она мешала даты и имена, ее ждала та же клиника, где год назад скончалась Миркалла.
Филипп заявился домой под утро, насквозь пропахший ароматическим дымом, духами и …запахом другой женщины. Все во мне так и подгорало. Сказать ему, чтобы брал ключи и что пять утра – не время для философии. Но я не могла. От ревности и выпитого накануне с Джесс, меня все еще мутило.
Кроме того, я с ним не разговаривала.
Нет, я не нарывалась. Я вела его дом, сортировала одежду, вызывала клининг и готовила, как всегда. Я с ним всего лишь не разговаривала. И когда Филипп досуха исчерпал свое чувство юмора, устал рассуждать о том, как прекрасны немые женщины и рассказывать анекдоты вроде: «Я подарил своей девушке бриллианты и вот уже две недели, она со мною не разговаривает!..», он стал просить.
Лизель опять оказалась права. Теперь, когда он понял, что я не приду, не закачу истерику, не стану требовать, умолять его, соблазнять… он начал ко мне тянуться.
Он звал меня кататься верхом, на яхте, на его новой тачке. Он предлагал мне поехать в горы, – с Джессикой, разумеется, – поставить на лыжи… и наплевать, что там, в горах, август. Он предлагал кино, театр, даже мюзиклы… Он предложил мне все, что имел, словно Сатана, искушавший Христа.
Я все отвергла. Дружба мне была не нужна. И потеряв терпение, разбив в беседе пару тарелок, Филипп сказал мне следующее:
– В этом городе, я могу поиметь любую! – он был так пьян, что даже Джессика в отвращении отвернулась. – И поимею. А ты, моя прелесть, ты шагу не сделаешь из этого дома!.. И даже огурец из холодильника не возьмешь, пока не начнешь со мной разговаривать!
– Ты спятил? – спросила Джессика, сидевшая перед телевизором, который уже второй час показывал рекламную заставку «Нетфликс».
– Нет, я не спятил! Я всеми силами пытался стать этой суке другом!.. Я…
Она рассмеялась; буквально на спину повалилась, не в силах перестать ржать. Она задыхалась со смеху.
– Прекрати это! – сказал Филипп тихо, и она прекратила, ощутив в его тоне добела раскаленный гнев.
Они то и дело дрались. Он пил, она всегда была сумасшедшая… Им даже повод не нужен был. Но в этот вечер Филипп был пьян и мог не рассчитать силу. Джессика прекратила ржать и подлила себе еще виски.
– Что за дебильная блажь, дружить с малолеткой? – спросила она сквозь зубы. – Даже ты должен был как-то развиться с возрастом… – кончиком пальца, она слегка коснулась собственного виска. – А что до баб, ко мне ты больше не прикоснешься.
– Х-ха! – язвительно рассмеялся Филипп. – Если мне понадобишься ты, я просто просверлю в полу дырку. В холодном, сука, сухом полу!.. Я не замечу разницы!
Джесс пожала плечами.
– Ты не заметишь, – подтвердила она, четко выделив слово «ты».
Я ждала, он ей влепит, но Филипп насупился и взлетев по лестнице, захлопнул за собой дверь.