Когда я сказала про Грету и ее вязки, Маркус побагровел, а граф рассмеялся.
– Не очень вежливо бросать такое маме в лицо, – сказала Марита.
– Вежливостью тут не поможешь, – тут же вклинился Себастьян, – То, что Джессика родила, не означает, что ее «коробочка» не сломалась. У меня как-то была кобыла… Прекрасная родословная чище, чем у тебя, дорогая, но рожала примерно так же: по жеребенку в год… И что ты думаешь? Однажды она просто перестала беременеть. Я трижды, лично ставил ее под Цезаря… – он оборвал себя и светски улыбнулся невестке. – Эй, Джесс! Ты точно объяснила парню, куда совать?
Джессика дернулась и закрыла лицо рукой, но графа это все только раззадорило.
– Как хорошо, что Ральф все же стал священником. Теперь у тебя остался только один «бойфьенд», – он указал на Филиппа, который все еще коршуном смотрел на мой телефон, хотя и не мог его видеть со своего места.
– Не собираюсь портить фигуру на всяких выродков! – буркнула я.
Себастьян расхохотался.
– Как насчет чистокровных штрассенбергских мальчишек? Твой дядя Фред, вот уж кто знал толк в экстерьере…
Джессика перестала всхлипывать и разрыдалась всерьез. Себастьян как-то странно сверкнул глазами. Сперва на меня, затем на нее. Удивленно и укоризненно протянул:
– Я просто хотел сказать, что Фред бы наверняка согласился: у Ви и Филиппа получились бы отличные сыновья…
– У меня тоже бы получились!
– Я был бы двумя руками за. Но!.. Если ты не сможешь родить, придется тебе опять попросить развода.
– Я смогла бы родить! – ощерилась Джессика. – Если бы он мог сделать мне ребенка! Господи! Почему я вышла за твоего дурака-сына?! Лучше бы я осталась с Ральфом.
Теперь на нас начали оглядываться с других столов. Марита, бросив укоризненный взгляд на мужа, помогла рыдающей Джесс подняться и увела ее прочь под любопытные взгляды родственников.
– Ральф не такой дурак, как мой сын. Он бы на тебе не женился.
Джессика не ответила. Даже не обернулась.
– Обязательно было упоминать Ральфа?! – не в тему обозлился Филипп.
– Вы так и не помирились? – спросил граф сына.
– Нет, – буркнул Филипп и помрачнел. – И не собираюсь!
– Так соберись!.. Без него ты не выплывешь, не будь гордецом! Из-за чего вы поссорились?
Из-за кокаина, – подумала я.
Не дождавшись ответа, граф постучал ножом по бокалу и встал, сказать тост. Он был очень статный, моложавый мужчина и я надеялась, что в свои пятьдесят, Фил будет так же хорош собой, но… меньше ходить налево.
Что мы поженимся, я почему-то не сомневалась.
– Семья! – сказал граф, приподняв бокал. – А также семьи Семьи и общесемейные дети! Официальная часть закончена, графиня вышла, можете снять галстуки и начинать есть руками.
Под смех и аплодисменты, гостям стали подносить крепкие напитки.
Я под шумок завладела бокалом Джессики и подавилась: там была не «мимоза», там была водка, подкрашенная апельсиновым соком. Филипп рассмеялся и протянул мне стакан воды, сел на освободившийся стул.
– Хочешь шампанского?
Я кивнула.
– Не рано ли? – спросил Маркус, с трудом подавив зевок.
– Да брось ты, – Себастьян сам вскинул руку, подзывая официанта. – Пей, любовь моя!
Вернувшаяся Лизель, фыркнула и кончиком пальца тронула графа за плечо. Тот наклонил к ней голову, она вполголоса что-то заговорила.
– …да кто бы сомневался, что она не в себе, – разобрала я ответ Себастьяна. – Она была не в себе, когда ты положила глаз на ее наследство!.. Но этому идиоту нужен ребенок…
Филипп громко скрипнул стулом и указал подбородком на танцплощадку.
– Потанцуешь со мной?
Граф и Маркус, забыв про свою вражду, одинаково на него посмотрели. Как на идиота.
– Ты совсем спятил?! – сказал граф сквозь зубы.
– Здесь Джессика! – сказал Маркус. – Ты хоть когда-нибудь думаешь головой, дорогой Наследник?
– Она с удовольствием с тобой потанцует, – оборвала Лизель и взглядом предложила им оспорить ее решение.
Финишная прямая.
Сперва на нас молча пялились сразу все, и я шагала неуверенно и неровно. Филипп не очень хорошо танцевал, а я была пока что неопытной, чтоб вести незаметно и в то же время уверенно, будто бы ведет он.
Но вскоре площадка стала заполняться людьми, с волосами всех оттенков золотистых ретриверов. Сперва вышел Фердинанд, пригласивший одну из своих кузин, Шарлотту. Тощенькую и маленькую, как мать, но с типично широкими штрассенбергскими бедрами. Потом присоединились Лизель и граф, продолжающие что-то горячо обсуждать. Маркус тоже вышел, – по настоянию одной из многочисленных бедных родственниц с нашей стороны. Для богатых он был слишком скучен, что вызывало у меня приступы испанского стыда.