Однажды Сивку, избитого, усталого, привязали к придорожному столбу. Раны, как розы, цвели у него на боках. Он то ложился, то вставал. Горячка жгла ему голову. Потом его начал трясти озноб. Он чувствовал, как кровь стучит у него в голове, тело тяжелеет, в ушах начинает звенеть. Сивка положил было голову, чтобы спокойно умереть, но, может быть, в эту минуту его подстегнул страх. Может быть, он представил себе, как на следующее утро его будут делить голодные собаки, может быть, он вспомнил смерть своей матери… а может быть, животному просто захотелось кончить свои дни на земле, где прошли его беззаботные, молодые годы. Как бы то ни было, но в эту минуту он ощутил необычайный прилив сил.
Поднялся Сивка на все четыре ноги, рванулся, сорвал цепь и понесся рысью через поля. Давно он так не бегал. Даже хромоты своей он сейчас не чувствовал, и глухие уши его, казалось, слышали звенящую под его копытами землю.
Если бы новый хозяин увидел блуждающего по чужим деревням Сивку, он действительно подумал бы, что тот сошел с ума, и хорошенько избил бы его. Но Сивке теперь было все равно. Его потянуло к старому хозяину, там он надеялся найти защиту и опеку.
Сивка бежал и галопом и рысью, а когда устал, пошел шагом. Он брел по ржи и по яровым. Он не знал даже, где его родная деревня, но чувствовал, что она там, в той стороне, откуда веет ароматным ветром, где небо такое светлое и большое.
Августовские звезды, как золотой дождь, падали в его белесые глаза. Кругом было тихо — даже кузнечики приумолкли. Сивка взмок от росы. На востоке стало светать, а он все шел. По дороге он подкрепился мягкими цветами клевера.
Когда совсем рассвело и из-за холмов вышло большое солнце, лошадь увидела давно знакомые места. Ранние пастухи, заметив одинокую хромую и худую лошадь, точно привидение бредущую по полям, гнали ее дальше, кидали в нее твердыми комьями земли и науськивали на нее собак. Сивка мало обращал на них внимания, только от каждого удара еще больше горбился, еще ниже опускал голову.
Наконец он достиг обетованной земли. Перед его глазами лежало большое спокойное озеро. Сивка подошел к озеру, чтобы напиться. Когда туман рассеялся, кляча увидела в воде свое отражение. Это уже не был памятник силе и юности, которым он когда-то сам восхищался. Зеркало озера отразило лошадь-привидение, груду костей, обтянутых облезлой кожей. С болью в душе Сивка взбаламутил воду и отвернулся от озера.
Оставалось еще несколько сот шагов до родного двора — там Сивка надеялся найти заслуженный приют и вкусную еду. Над своей головой лошадь увидела ворону. Та, словно предчувствуя добычу, следовала за клячей, не упуская ее из виду ни на одну минуту.
Сивка мотнул головой, отгоняя ворону, как надоевшую муху, и снова пустился в путь. Вот его родной двор. Вот ему навстречу выбежал хозяин, тот самый, чья рука несколько лет тому назад так ласково гладила его. Сивке казалось, что человек с распростертыми объятиями бежит ему навстречу. Кляча радостно заржала и галопом рванулась вперед.
Но внезапно Сивка остановился: старый хозяин, спотыкаясь, бежал к нему с огромной дубиной в руках…
Казалось, сердце Сивки пронзила острая стрела — он легко упал на землю, на родную землю, к которой стремился всю ночь. Потухающий глаз лошади увидел сначала первую, потом вторую, третью, а потом целую стаю ворон. Они спускались, почти не шевеля крыльями. Постепенно их тени закрыли раздувшийся труп Сивки. Стеклянный глаз его холодно и оцепенело смотрел куда-то вдаль, губа отвисла, редкие зубы Сивки оскалились.
Коричневые муравьи, поднявшись по его ногам, ползали по спине Сивки и удивлялись, откуда это здесь взялась такая большая-большая гора.
1935
ДЕТСКАЯ ВОЙНА
Микаса уже дважды пересаживали за другую парту. Теперь он сидит у печки, на виду у учителя. Пришлось разлучить Микаса с его другом Йонукасом, потому что на уроках оба постоянно разговаривают о зайцах, белках и бабочках, вырезают под скамьей деревянных солдатиков или оттачивают свои ножи.
Однажды, во время письменной работы по истории, Микас так громко болтал с Йонукасом, словно они с ним были в поле. Только когда в классе поднялся хохот, Микас очнулся, сообразил, где он находится, и весь покраснел, увидев перед собой учителя. Взяв за подбородок мальчика, учитель спокойно произнес:
— Микас, ты не на улице, а в школе. Собери-ка книги и пересядь на другое место.
Таким образом Микас оказался за другой партой, а у его приятеля Йонукаса появился новый сосед. Но как только Йонукас оборачивался к Микасу, тот немедленно отвечал ему улыбкой.