Подле маленькой березовой рощи, на кооперативной земле, полно было детей и взрослых. Кузнец Марцинкус поставил здесь свои мехи и на вольном воздухе правил плуги, бороны. Наконец Йокубас не вытерпел и в один прекрасный день спустился к людям. Большая часть кооперативного участка была уже засеяна. Мужики, торопясь справиться и со своей землей и про кооперативную не забыть, трудились тут до полуночи. Глядишь, совсем уже темнеет, родители силком гонят спать малышей, а они жмутся к огоньку, бегают наперегонки с собаками. В темноте исчезают пашни, люди, только там и сям раздаются голоса. Другие, окончив работу на своих полях и отужинав, с наступлением темноты снова возвращаются в долину. Только и слышно:
— Так как же, Юргис, поработаем ночку?
— Отчего же нет? Поработаем! Ночи стоят светлые.
И в их голосах звучит какое-то удовлетворение. А если кто-нибудь чиркнет спичкой, то можно разглядеть улыбающиеся лица. Теперь так и жди: пустив изо рта дым папиросы, шутник отпустит какое-нибудь острое словцо, весело выругается или громким голосом прикрикнет на коня, беспокойно тянущегося к свежей травке. А там, смотришь, перепрягают лошадей, мужики советуются, как бы получше все сделать, разглядывают на ладони семена.
Теперь уже Йокубас ежедневно стал спускаться в долину. Встав поутру, он торопился покормить скот, наколоть дров и как можно поскорее выбраться из дому. Какое-то чувство гнало его к людям с бедного, одинокого двора, из душной избы. И не только Йокубас, но и старик Мартинас, и отец кузнеца каждый день ходили на «куперативную» землю, и хотя они мало чем могли помочь молодежи, а все чего-то топтались вокруг машины, обсуждая свои дела.
— Все-таки вместе работать как-то приятнее, — молвил раз Йокубас, разглядывая, как за четырьмя лемехами ложится земля, в которую высаживали картофель.
За картофельным полем уже зеленела большая площадь яровых.
— Да-да, — поддержал Мартинас, — много приятней и полегче. Как пчелы, одна за другой, одна за другой, глядишь — и улей наполнят.
Оба старика сидели под березой, к стволу которой был прилажен желобок. Березовый сок стекал в солдатский шлем, подвешенный вместо котелка.
Йокубас встал на колени, обеими руками взял шлем за края, наклонил его и напился соку. Утерев полой пиджака рот, он стал медленно разворачивать платок и вытащил свой кларнет. Послюнявив язычок кларнета и осторожно наложив пальцы на все отверстия, он подул.
— Давненько не играл. Может, уже лет двадцать, — вытащив на минутку изо рта кларнет, молвил Йокубас.
Щеки старика надулись, глаза замигали и заплыли слезами. Сначала трудно было разобрать мелодию. Отвыкшие, негибкие пальцы подпрыгивали так, будто старик сучил нитки.
Но вот торжественно поплыла над полями песня, новая песня, которую сейчас распевала молодежь.
Сыновья Йокубаса остановили лошадей, другие пахари и женщины, сажавшие картофель, тоже на минутку оторвались от работы и прислушались к его игре.
Сын Йокубаса — Юргис, поглаживая вспотевшую грудь, слушал с улыбкой: он словно пил свежую воду.
— Да, никак, это отец! Вон там, под березой! — вдруг закричал он со смехом.
Пахари снова тронулись, а за ними вслед за плугами пошли работницы, кидая в борозду картофель. Юргис понял, что это музыка примирения отца с сыновьями, с новым севом, с новой жизнью. И мысленно он повторил слова отца: «Веселее всем вместе жить, одной семьей. И люди как-то лучше становятся».
А под березой старик отец его все играл и играл на кларнете…
1947
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.