Соловей, повада-пташка.
Не пой лету под конец:
Ты не жди меня, милашка,
На побывку под венец!..
- На позицию, вашь бродь?..- спрашивает солдатик с умильным, именинным лицом...
- Да, братец,- сказал Зайчик, остановившись,- опоздал на свой эшелон.
- На Ригу изволите?..
- На Ригу...
- Мы тоже: вон там офицерский... первый от паровоза...
- Да нет, туда далеко итти... дай-ка мне руку: я с вами устроюсь!..
Десять волосатых рук сразу протянулось к Зайчику, он уперся об закрай пола вагона и в миг очутился в знакомой, пропитанной особым солдатским душком тесноте, к которой за четыре, почитай, года привык не на шутку,- в углу на нарах лежали солдаты, Зайчик прилег к ним и скоро заснул спокойным ребяческим сном...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СМЕРТНЫЙ ПЕРЕВОЗ
НОЧНАЯ СКАЗКА
Да, так вот всегда и бывает!
Кому беда, кому еда, так уж устроено в жизни, а для нас с этой водополицы получилось вроде как праздник!
Утопло у нас всего человек полтораста, а чертухинских десятка два или поболе... Солдат, ровно гриб: смерть ногой счеканет, а грибник пройдет и головы не наклонит!
Пропали, дескать, без вести, неизвестно в каком таком месте!
Никто и не доискивался, кто да что, поставил только Иван Палыч крест в своем нарядном листу, тем и делу конец! Каждый же из нас в отдельности бог весть как рад был сам за себя и самому себе даже не верил, что сух вылез из бани!
Иван Палыч, когда перешли мы в резервы, первые дня два или три проснется в полночь, скинет штаны, заворотит до непотребства рубаху да сонный и ходит, как блаженный, по конюшне, пока его кто-нибудь не заберет под локотки да не уложит на нары или не вспрыснет холодной водой.
- Ишь ты, тьма те возьми, - скажет только Иван Палыч, очухавшись,грезится все, что тону иль купаюсь, и будто я не Иван Палыч, а семилеток Ивашка и будто перехожу за коровой Янтар-ный брод на Дубне, и вода корове только по муклышку, а мне по самое горло... хошь бы домой отпустили ..
- Все равно управют теперь молотьбу и без нас,- утешает его всегда Каблук или Пенкин,- поспеешь разве к пастушьей разлуке...
- Э-э... да на пастухов хоть одним глазком поглядеть... сам бы пошел в пастухи!
- Говорят, Иван Палыч, что наш командир подал рапорт, каждый, значит, на целый месяц поехал бы в отпуск, а по возвращеньи крест получил, да писаря его искурили...
- Известно: сукины дети! - хмуро промолвит Иван Палыч.
Иван Палыч, два Каблучка, все Морковята да уж и много других, которых не упомню, пролежали первые дни в большой лихорадке, по ночам нас всех било под одеялом, в голову лезла разная чушь и нескладиха, а по утрам ходило все перед глазами кверх кувырком, котелок с кипятком словно на бок валился, и с языка подчас срывалось такое чудное, от чего и самому потом становилось чудно.
Один только Пенкин, казалось, ничем не страдал, лежал целые дни на матрасе, набитом пахучим сеном, и все время глядел в потолок, вставая только к обеду иль к чаю, да, не глядя ни на кого, что-нибудь отмочалит да обсмеет кого, от чего никому не обидно, а только в горле щекочет...
- Иван Палыч, - скажет вдруг Пенкин,- ты умный мужик или нет?
Иван Палыч заекает кадыком и не сразу ответит:
- Дураком родная мать не зывала!
- Ну, тогда отгани мне загадку...
- Ну?
- Как шуринов племянник зятю родной?
- Смекалистая загадка... надо подумать... зятю родной?
- Да... ты долго не думай!..
- Деверь, што ли?..
- Нет, брат, не деверь!
- Сваток?..
- Ну!.. сваток! Разберись в голове, уклади по порядку...
- Нет, брат Пенкин, не знаю!
- Ну вот, Иван Палыч, а ты говоришь, что мать дураком не зывала...
- Да ты говори!
- Скажу завтра утром!
И на другой бок повернется... Иван Палыч посмотрит Пенкину в спину и сам про себя начнет выводить родню за родней, а все не выходит...
- Как решето голова: одни только дырки!..
Думает, думает так Иван Палыч, кувыркнется и захрапит... Ночью проснется Иван Палыч, словно шкнет кто, и глаза не знает куда девать: не спится! Полезет разная чушь в голову, инда и в явь станет страшно...
- Прохор, не спишь?
- Нет, сон чорту продал!..
- Дорого взял?
- За твою башку меньше дадут!..
- У моей башки, Прохор, ума есть лишки, а у тебя и в переду, и с заду ни складу, ни ладу!
- Шея курья, голова дурья!
- Тьфу те в прорву!
Смотрим мы на них и за животы держимся, каждому подбивало ввязаться, да на язык так горазды не были.
Долго препираются оба, потом все уладится, и Пенкин вполголоса, чтобы нас не побудить, рас-сказку сказывать будет: хорошо было слушать Пенкина в полусне, вроде как видишь все тогда на яву, и у Пенкина голос становится то тише, словно уходит, то будто шепчет в самые уши, а перед глазами, утонувшими в сон, все, что ни скажет Прохор, стоит как живое:
- Во время иное и в месте ином,
Может в конце, а может в начале земном,
Стояла Гора Золотая...
Стояло на этой горе в ин-времена большое село, по прозванью "Праведное", и жили в этом селе правильные люди. Гора была золотая, по селу шла золотая улица, на улице стояли золотые избы, и жили в этих золотых избах люди с золотыми сердцами - правильные люди...
И мы иногда в добрый час говорим про другого: золотой человек, скажем и сами после не верим, да и трудно как-то этому верить!
Жили так правильные люди, соблюдали свой правильный закон, пахали свою золотую землю и добро копили...
* * *
Однажды, не помню в каком году, в каком месяце, сидели правильные старцы на заваленке у понятой избы, дела свои правильные решали... Сидят старцы, в бороды свои укутались... Глядят: идет по селу чужой человек.
Кликнули старцы чужого человека и спрашивают его: откуда и куда прохожий человек идет?
- Иду я,- говорит им прохожий,- по белу свету,
Ищу правду, а ее нигде нету...
- Как,- спрашивают правильные старцы,- нету: мы старцы правильные, и царь.
И псарь,
У нас одинаково правду любят...
- Нет,- отвечает прохожий,- правда человечья,
Что шерсть овечья:
Из нее можно валенки скатать и варежки сплесть.
У кого какая совесть есть...
- Как же так? - спрашивают правильные старцы.
- Оченно просто, - отвечает прохожий,- правда человечья, что каша с салом,
В большом и малом
Пропитана ложью.
Не то, что правда божья...
- В чем же тут различие: В смысле - спрашивают правильные старцы- или в обличии?
- Человечья правда - посох, а божья правда - крылья!
Сказал так прохожий, в сизого голубка обернулся, кверху турманом взвился, а потом сел на застреху и ворковать зачал...
Сидят старцы правильные, голубиную воркотню слушают, а сами про себя думу думают:
- Надо итти на старости лет правду божью искать, у разных людей ее поспрошать, в разных местах ее доглядеть...
Только куда вот итти - невдомек никому...
- Пойдем,- говорят правильные старцы,- куда глаза поведут...
Вырезали старцы правильные по березовому посоху, бороды вокруг пояса обернули, да на большую дорогу: остались в селе Праведном одни только воробьи под застрехой, да бабы с малыми ребятами на улице...
Только тронулись старцы правильные в путь, голубь с кровли сорвался, в синее небо над ними взвился, крыльями лоп-лоп захлопал, громко загургукал... Откуль ни возьмись, налетел на него серый ястреб, крылья сизые голубиные смял, перушки мягкие выщипал, кровь сладкую выпил... Собрал ветер голубиные перья и понес их сизым облаком по поднебесью.
Летит по небу облако, словно платочком издали машет...
Летело так облако ровно три дни, шли так правильные старцы ровно три года,- на третий год в Ерусалин-град пришли.