Платье Софи было разорвано до пояса. Плечо и руки девушки покрывали свежие синяки и ссадины, грудь была обнажена. Не удивительно, что мистер Фоксхилл ее так тщательно закутал.
– А у вас ничего, кроме головы, не болит? – тактично спросила миссис Миллард.
– Нет, нет, меня не изнасиловали, – с трудом прошептала Софи и потеряла сознание от нестерпимой боли.
Пока Софи была прикована к постели, миссис Миллард стирала и чинила ее одежду, которую затем спрятала в комод до лучших времен. Позаботилась она и об Антуане, переодев его в костюм, ставший не по размеру ее подросшему сыну. Целыми днями мальчик пропадал на ферме, с увлечением наблюдая за домашними животными, и даже посильно помогал десятилетней дочери Миллардов Джози в каждодневном фермерском труде. Вскоре. Софи узнала, что Том Фоксхилл заплатил за ее постой у Миллардов и даже оставил ей десять золотых монет, чтобы она хоть как-то могла свести концы с концами, когда оставит ферму. Он также записал Софи свой лондонский адрес на тот случай, если ей понадобится дальнейшая помощь. Поскольку мадемуазель Делькур не изменила своего первоначального решения отправиться в Брайтон, она очень сомневалась в том, что когда-нибудь еще встретится с Томом, однако оставленные ей деньги она посчитала за долг, который во что бы то ни стало поклялась вернуть, как только подыщет себе работу.
К великому сожалению Софи, похороны маркиза состоялись, когда она еще была больна. Местный врач составил заключение о том, что смерть де Фонтэна наступила в результате перелома основания черепа, вследствие нанесенного злодеями смертельного удара. Об убийстве, как полагается, доложили в здешний магистрат, но надежды на возвращение драгоценностей и поимку разбойников не было, поскольку их поиски не увенчались успехом. Она не стала заявлять о похищенных сокровищах, так как побоялась неизбежно последовавших бы после этого неудобных вопросов. Первым делом она должна была заботиться о безопасности Антуана. Справка с именем и фамилией Софи и Антуана была отослана через магистрат в Лондон, как того требовали принятые в Англии формальности. Мальчика записали под именем Антуана Дюбуа.
Софи очень хотелось, чтобы на гроб маркиза положили символ старой Франции – белую лилию, однако столь экзотический цветок в здешних местах не произрастал. И вместо этого было решено послать Джози в ближайшую деревню за рулоном белой ленты, ведь именно белый был цветом дома Бурбонов. Смастерив из этой ленты некое подобие кокарды, Софи пришила к ней букет цветов, сорванных в саду Миллардов. Все это потом положили на крышку гроба как последнюю дань уважения бесстрашному воину Франции.
Лишь только головные боли Софи пошли на убыль, миссис Миллард позволила ей сидеть у открытого окна в кухне в те часы, когда дома никого не было.
– Семейка у меня шумная, а вам, мисс, пока требуется покой, – говорила она при этом.
Постепенно Софи оказалась вовлеченной в размеренную жизнь этого семейства. Хотя Милларды частенько ссорились и любили поспорить, они были привязаны друг к другу не меньше, чем члены любого крестьянского семейства где-нибудь во Франции. Но на этом сходство заканчивалось. Еды здесь было в изобилии. Огромные говяжьи окорока поворачивались на вертеле, брызгая кипящим салом на знаменитый сассекский пудинг, разогревавшийся в гигантской сковороде под ними. В кладовке на крючках висели всякого рода ветчина, колбасы и копчености; кринки с молоком, сметаной вместе с сырами разных сортов заполняли полки столовой. Комоды и шкафы фермерского дома были набиты всевозможными вареньями и соленьями. Каждый раз, когда Софи видела, как дюжие парни Милларды доверху наполняют свои тарелки, она вспоминала об умирающих с голоду крестьянах своей родной Франции.
Первый выезд с фермы, если не считать посещения могилы маркиза, Софи совершила в компании миссис Миллард, когда они отправились на крытой повозке в ближайшую деревню за покупками. Пришло время обновить гардероб, сильно пострадавший во время ограбления. Хорошо поторговавшись на деревенском рынке, Софи купила себе необходимое количество сукна, заплатив частью тех денег, что ей оставил Том Фоксхилл. Туфли Софи, так же, как и башмаки Антуана, износились до предела за время их многодневных скитаний, и поэтому мадемуазель Делькур заказала новую обувь у здешнего башмачника.
В свободное от шитья новой одежды время Софи старалась помочь миссис Миллард по дому. Она уже в какой-то степени проникла в секреты английской кухни и была просто поражена количеством и разнообразием здешних сладких и пряных пудингов. Теперь уже Софи достигла некоторого мастерства в их изготовлении и была уверена, что прежние навыки кондитера могут сослужить ей добрую службу на чужбине. И хотя, по ее мнению, большинство пудингов было крайне жирной и тяжелой пищей, Антуан постоянно просил, чтобы она готовила именно их, поскольку хотел быть похожим на фермера и его сыновей.
Он копировал их в безудержном поглощении пищи, совершенно забыв об этикете и изящных французских манерах, привитых ему в шато де Жюно.
Как-то раз ближе к вечеру в ворота фермы въехал всадник, спешившийся около дома. Софи, занятая в это время выпечкой хлеба, отряхнула руки от муки и прошла к дверям. Увидев на пороге Тома Фоксхилла, она покраснела. Хотя во время болезни она частенько о нем думала, ей даже в голову не могло прийти, что он приедет сюда.
– Мистер Фоксхилл! Какой сюрприз!
Но, признаться, Том был потрясен этой встречей куда больше. Красота девушки, особенно после того, как лицо ее порозовело на свежем воздухе, потрясла его своей первозданной свежестью. Внимательно всмотревшись в ее глаза, он прочел в них всю ту же странную отрешенность, которую в прошлый раз посчитал результатом шока, охватившего девушку после нападения бандитов. Однако это лишь добавляло ей очарования.
– Здравствуйте, Софи. Можно мне обращаться к вам просто по имени? Ведь именно так я называл вас в своих мыслях.
– Да, да, конечно, ради Бога, проходите, пожалуйста.
Она приоткрыла дверь пошире, сгорая от стыда за свой слишком простой, по ее мнению, шерстяной платок и грубое домотканое платье.
– Мадемуазель, вы выглядите отлично! Просто не сравнить с тем, какой вы были в прошлый раз!
Том был столь высок, что ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой о притолоку.
– Должно быть, миссис Миллард проявила о вас особую заботу?
– Да, да, конечно. Все вашими стараниями, мистер Том. Пожалуйста, садитесь… Я должна достать из печи последний хлеб, но прежде хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы спасли меня с Антуаном в ту ужасную ночь.
Он присел на стоявшую у стены скамью.
– Право, не стоит, единственное, о чем я жалею, так это о том, что не подоспел вовремя, не разогнал разбойников и не спас маркиза от смерти.
Она открыла печную заслонку и, зажмурившись на мгновение от жара, сняла хлебы с противня и положила их на стол.
– Меня лишь утешает, что маркиз так до конца и не понял, что происходит, быть может, он даже не осознавал до конца, что навсегда расстался со своей любимой Францией. Останься старик в живых, думаю, он умер бы от разрыва сердца, узнав всю правду.
Софи бросила украдкой взгляд на Тома.
– Вы передали миссис Миллард деньги, чтобы оплатить уход за мною. Остатки от этой суммы пришлись сейчас очень кстати. Словами невозможно выразить мою благодарность, но все же я постараюсь вернуть эти деньги при первой же возможности.
– В этом нет нужды.
– У меня есть ваш адрес, – твердо сказала она, поставив на этом деле точку, и с ожесточением стала тереть тряпкой стол, словно желая подчеркнуть свою решимость не быть никому обязанной.
– Как Антуан? – спросил он, осознав, что решимость этой хрупкой девушки непоколебима. Судя по всему, невзгоды, пережитые ею в последнее время, ничуть не сломили ее. Более того, Софи выказывала удивительную твердость духа. И это восхищало его также, как и все остальное в этой прекрасной француженке. Хотя поначалу Том и не планировал возвращаться в это скромное жилище поселян, он не смог противостоять желанию вновь увидеть девушку. Будь сейчас средневековье, Том наверняка бы подумал, что Софи околдовала его с помощью черной магии, однако, дитя своего просвещенного века, мистер Фоксхилл прекрасно понимал, что то, что исходит от этой мадемуазель, есть колдовство совершенно иного рода. И тем не менее он терпеть не мог неразберихи в собственных чувствах. Конечно, глупо, что он сюда вернулся, но дело в том, что он уже просто не мог без Софи.