«Блудный сын вернулся», – сказала мне одна старушка.
Но что же этот прекрасный цветок, моя Кира? Ничего не менялось. Она ходила такая же хмурая и неразговорчивая, как туча. Изредка стреляла в меня взглядом темных глаз. В этом плане она разочаровывала меня. Она не менялась. Во мне бушевала буря, каждый раз, когда я думал о ней. Я считал, что переживания и стресс толкают человека к развитию. Она же была неподвижна. Застыла во времени.
Мне все это надоело.
И я решил поехать к отцу. Вернуться в родной город, где я прожил всю жизнь. Я сказал Карлу, что уезжаю. Он молча кивнул, явно пропуская мои слова мимо ушей.
Поезд, мокрый перрон, капли на окне, месиво пролетающего мимо леса, тяжелые мысли – рассказывать мало. Я приехал в родной город Кокарда очень быстро. Собрался быстро, ушел на перрон. Быстро вышел из вагона и быстро пошел домой. Мы жили с отцом в многоэтажке, на последних этажах, совсем одни. На цокольном этаже я подошел к консьержке. Улыбнулся.
– Скажите, Рувельд Анде из 1489 квартиры дома?
Удивленный взгляд.
– Кто-кто?
– Рувельд Анде.
Консьержка полезла под стол, достала книги, бумажки. Стала что-то искать.
– Извините, такой у нас не проживает.
– Это проспект Маргиналов дом 45? – назвал я адрес.
– Да, – был ответ.
Она удивленно смотрела на меня. Встала, подошла к телефону на стене. Что-то сказала в трубку. Подошла к окошку.
– Человек, что проживал в этой квартире, умер.
Я услышал звук открывающихся дверей скоростного лифта. Где-то мигнула лампочка.
Я стоял на старом кладбище возле могилы. На надгробье имя и фотография моего отца. Что все это значит? Рядом, через несколько могил и ограждений я заметил девушку в черном. Она ставила цветы. Где я? Что произошло? Девушка прошла мимо. Это была Кира. Она встала рядом со мной.
Волосы у нее были как-то необычно сложены, красиво. Она была в черном траурном платье. В руках небольшая шкатулка. Она встала рядом со мной и молча смотрела на надгробие.
– Твой отец?
– Да.
Я был удивлен всей абсурдности ситуации. И выбивали из толку не цветы Киры, не ее белая кожа и даже не надгробие отца. Рядом с его могилой была другая. И надгробие в том же стиле.
А на нем мое фото и мое имя.
Кевин Анде. Кира была необычайно строга и спокойна, как статуя в своем изящном черном платье. Руки, держащие маленькую шкатулку, были в черных бархатных перчатках.
Конечно, это была не она. Просто очень похожая на нее девушка. Фаина. Фамилии я не спросил, да и не было желания. Хоть и вся в черном, Фаина была очень словоохотливая. Она смешила меня всю дорогу в поезде до Люцио. У нее были ровные белые зубы, которые мне понравились. Она хорошо, звучно смеялась. Два часа поездки пролетели минутой. Я сошел, а она поехала дальше. Когда спрыгнул на перрон, была уже ночь. Люцио, этот маленький городишко, в темное время суток погружался в беззвучную тьму. Не было слышно ни голосов, ни звуков машин. Ничего. Луна освещала землю. Я шел по темным улицам без единой мысли в голове.
Подошел к своему дому. Карл, скорее всего, уже спал. Я тихонько бросил рюкзак на пол веранды. Стал раздеваться. Ночь была теплая. Из дома вышел Карл.
– О, ты приехал. Как съездил?
Я расплакался. Слезы ручьем полились из глаз. Я невнятно стал говорить Карлу, заикаясь, задыхаясь. Не помню, что именно. Но речь шла о Кире. Я плакался ему о своей несчастной любви. Наверное, это длилось долго, или пару секунд, я уже и не помню.
Но Карл положил мне тяжелую руку на плечо:
– На самом деле ты ей нравишься. Тебе нужно поговорить с ней. А теперь ложись спать.
И я лег. И уснул сном младенца, уставший с дороги. И снились мне зеленые пятна совместно с белыми линиями.
Я уже и не помнил тех серых дней, когда жил в отеле. Жизнь стала как-то прозрачней, чище. Люди на улице спокойно смотрели на меня, кто-то даже здоровался. Дети, играющие на улице, не убегали при моем приближении. Это было здорово.
Но клеймо, поставленное раскаленным железом, никогда не сотрется с тела. Никогда полностью не уйдет.
Девочка, которая приходила на аэродром, перестала там появляться. Если честно, я приходил туда только ради нее, поэтому я тоже забросил свои прогулки. После драки ребята постепенно отдалялись от меня, холодели. Это было не удивительно. Кира перестала ходить в школу. Я спросил Марию, почему. Она ответила сердито, будто я спросил что-то аморальное:
– А тебе какое дело?
Больше я к ней не подходил.
Черт подери, мужик я или как? Если сказано отнести письмо, так я сделаю. Я смогу. Ничто не помешает мне, сердце словно камень, холодный взгляд, резкая поступь. Да, сегодня вечером я отдам этой Кире (ха, пфф) это несчастное письмо. Что это для меня значит? Абсолютно ничего. Эта дрянная девчонка больше не интересует меня. Мне безразлично.