Думал, что эти бумажки заменят минуты жизни, дадут еще один чистый глоток воздуха. Она давно умерла. А я все работаю. И трачу на себя минимум, ты мог заметить. И у меня уже гребаная гора этих бумажек, я мог бы подтираться ими несколько жизней. И я не знаю, что делать с этой горой. Это же хлам, да? Но мне трудно с ними расстаться. У каждого должно быть дело в этом мире. Кто-то работает, а кто-то снимается в порно. Ты понимаешь? Мы как частички огромной мозаики. Никто не бесполезен, каждому найдется место. Ты же приехал, чтобы убить ее, да? Так чего ты ждешь?
Последние его слова не сразу дошли до меня, а когда я удивленно и глупо переспросил, он рассмеялся:
– Это шутка такая. Смешно же, да?
Да, Карл, это очень смешно. Настолько смешно, что перестает быть шуткой.
…твердые, пластиковые губы тронули мою щеку; стеклянные неживые глаза посмотрели в самую душу; и она спросила: «Ты хочешь меня?» …
Кира гладила вещи. Свои и мамины. Документы лежали на столике в прихожей. Кира вздохнула. В дверь постучали. Кира подумала: «Неужели опять этот глупый Кевин?» и открыла дверь. На пороге стоял Вольф. Хорошо пахнущий, гладко выбритый, подстриженный, прилично одетый. Дерзкий, уверенный взгляд. Светлые волосы и черные брови. Все, как и всегда. Но больше Кира не думает о Вольфе. Теперь она могла без стеснения говорить с ним. Она произнесла:
– Какие люди! Зачем пожаловал?
Вольф ухмыльнулся.
– Как и всегда. Соскучился по тебе.
«Вот бы этот дурак видел нас. Ревновал бы как сумасшедший», – язвительно подумала Кира.
Вольф прошел в дом. Отказался от чая. Он честно хороший. Я сама его выращивала. Спасибо, я напился его в вагоне ресторане. Вольф умел в любой ситуации вести себя как джентльмен. Всегда знал, что сказать, умел сострить, умел поддержать разговор. В речи со всеми он был вежлив, говорил спокойно и красноречиво. Пусть он был образцовым молодым человеком, «аристократом», Кира знала, какой он мстительный и как он может ругаться.
– А где мама?
– На работе, – Вольф пытался понять, какая эмоция изобразилась на лице Киры во время этого ответа, но не смог даже с его наметанным на мелочи глазом.
– Она работает там же?
– Там же, – сказала Кира.
Вольф кинул взгляд на документы, лежавшие на столике в прихожей.
– Больше проблем с этим не было? – он указал на документы.
– Нет, не было. Да, кстати, спасибо тебе.
– Я всегда рад помочь вашей семье.
Разговор походил на странный и загадочный допрос, это рассмешило Вольфа. Он никогда не спешил начинать серьезные темы. Пустословить он мог часами. Только он хотел спросить кое-что Киру, как она опередила его:
– А что это за значок на пиджаке, – и ткнула пальцем.
– За заслуги перед государством, – Вольф улыбнулся.
– Точно, у вас же не разглашают секреты.
Оба рассмеялись. Разговор действительно выглядел странно.
Отсмеявшись, Вольф моментально надел маску серьезного государственного служащего. Людям его профессии были жизненно необходимы подобные трюки смены личностей.
– Скажи мне, дорогая Кира, как поживает Кевин Анде, он же Томас Браун?
«Он уже все знает», – подумала Кира.
– Я не знаю. Мы с ним не общаемся.
Она уже не сердилась на него за то оскорбительное письмо. Все же Кевин – маленький мальчик. Дети делают ошибки. Кира вспомнила, как однажды он сказал ей свое имя, этот «Томас». Несчастный почтальон. Но Кира знала, что ни мужчин, ни мальчиков нельзя баловать жалостью и вниманием. Ведь все они всего лишь дети. Слабые и капризные.
Примерно минуту Кира и Вольф сверлили друг друга взглядами. А потом Вольф рассмеялся и сказал:
– Ну не знаешь, так не знаешь. Что же еще тут поделаешь?
– Ничего.
Вольф встал, поблагодарил за гостеприимство.
– Я здесь на несколько дней. Есть пара дел с вашим Кевином. Может, приду еще.