– Моя дочь скоро выходит замуж. Прошу тебя сообщить ей об этом при случае.
Я поперхнулась чаем и с трудом произнесла:
– Ты говоришь про Гуку?
– Да, – ответил он. – Через десять дней после Рамадана сыграем свадьбу.
Рамадан, мусульманский месяц поста, вот-вот должен был начаться.
В молчании мы выпили еще одну чашку чаю, после чего я, не выдержав, спросила Хамди:
– А тебе не кажется, что Гука еще слишком мала? Ей ведь всего десять лет.
Хамди недовольно возразил:
– Мала? Моей жене было восемь, когда мы поженились.
Что ж, таковы сахравийские обычаи. Нельзя судить о них слишком пристрастно, – подумала я и умолкла.
– Расскажи об этом Гуке, она еще не знает, – попросила меня ее мать.
– Почему же вы сами ей не скажете? – удивилась я.
– О таких вещах напрямую не говорят! – уверенно ответил Хамди.
Надо же, какие ретрограды, – подумала я.
На следующий день после урока арифметики я попросила Гуку остаться, разожгла угли и заварила чай.
– Гука, вот и твой черед настал, – сказала я, подавая ей чай.
– Чего? – озадаченно переспросила она.
– Глупенькая, ты скоро выходишь замуж, – выпалила я.
Она пришла в явное изумление, лицо ее тут же покраснело.
– Когда? – тихо спросила она.
– Через десять дней после Рамадана. Ты знаешь, кто это может быть?
Она покачала головой, поставила чашку с чаем и ушла, не сказав ни слова. Впервые я видела ее такой подавленной.
Через несколько дней я отправилась в поселок за покупками и встретила старшего брата Гуки в компании с каким-то молодым мужчиной. Брат представил мне его:
– Это Аббуд, полицейский из отряда Хамди, мой хороший друг и будущий муж Гуки.
Услыхав, что это жених Гуки, я принялась пристально его разглядывать. Кожа Аббуда была не слишком темная, он был высок и хорош собой, выражался вежливо, смотрел ласково и с первого взгляда производил очень благоприятное впечатление.
Вернувшись домой, я сразу же пошла к Гуке.
– Не волнуйся! – сказала я ей. – Твой жених – Аббуд, он молод и красив, не какой-нибудь чурбан неотесанный. Хамди не выдаст тебя за кого попало.
Услышав мои слова, Гука смущенно опустила голову и ничего не ответила. Судя по выражению ее глаз, она уже смирилась с фактом скорого замужества.
По сахравийскому обычаю дары семье невесты – большой источник дохода для ее родителей. В прошлом, когда денег в пустыне не было, семье невесты дарили баранов, верблюдов, отрезы тканей, рабов, муку, сахар, чай и тому подобное. Сейчас все стало цивилизованней, и хотя семье невесты все еще вручают эти дары, постепенно их заменяют денежные купюры.
В день, когда пришел выкуп за Гуку, Хосе получил приглашение на чай, а я, как женщина, была вынуждена остаться дома. Не прошло и часа, как Хосе вернулся и сказал:
– Этот Аббуд принес Хамди двести тысяч песет! Кто бы мог подумать, что Гука стоит так дорого. (Двести тысяч песет – это больше ста тридцати тысяч тайваньских долларов.)
– Да ведь это же не что иное, как торговля людьми, – возмутилась я, а в душе немного позавидовала Гуке: мои-то родители ни одного барана за меня не получили.
Месяца не прошло, а Гука уже стала одеваться по-новому. Хамди накупил ей разных тканей, неизменно черных или темно-синих. Ткани были плохо прокрашены и оставляли на коже темные отпечатки. Обернувшись в темно-синий кусок ткани, Гука с головы до ног окрашивалась в синий цвет. Теперь ее было не узнать. Хоть она и бегала по-прежнему босая, щиколотки ее украшали золотые и серебряные браслеты, волосы она стала забирать наверх, а тело умащать благовониями – их едкий аромат смешивался со специфическим запахом годами не знавшего мытья тела. Она превратилась в настоящую сахравийку.
В последний день Рамадана Хамди провел ритуал обрезания двух младших сыновей. Мне, конечно, очень хотелось сходить посмотреть, что это такое. К тому времени Гука почти не выходила из дому, и я прошла к ней в комнату проведать ее. В комнате была лишь грязная и рваная циновка, из новых вещей – только одежда Гуки.
– Что же ты возьмешь с собой, когда выйдешь замуж? – спросила я ее. – Ни котла, ни сковородки?
– А я никуда не ухожу! – ответила она. – Хамди оставляет меня дома.
– А как же твой муж? – изумилась я.
– Он тоже будет здесь жить.
Я невольно ей позавидовала.
– И сколько вы сможете здесь оставаться?
– По обычаю до шести лет, а потом надо уезжать.
Вот почему Хамди потребовал такой огромный выкуп. Оказывается, зять будет жить в доме тестя и тещи.
За день до свадьбы Гука, согласно обычаю, должна была покинуть отчий дом, чтобы в день свадьбы жених привел ее обратно. Я подарила ей браслет из поддельного нефрита, который она давно у меня выпрашивала. В день, когда Гуке надо было уходить из дому, явилась ее старшая тетка, старая-престарая сахравийка. Гука уселась перед нею, и та принялась ее наряжать. Распустив волосы Гуки, она заплела их в три десятка тоненьких косичек, а к макушке прикрепила пучок искусственных волос, совсем как у придворной девицы в Древнем Китае. В каждую косичку она вплела по цветной бусине, а всю макушку Гуки утыкала сверкающими фальшивыми драгоценностями. При этом лицо невесты осталось ненакрашенным. Когда волосы Гуки были убраны, мать принесла ей новую одежду.