— Ишан ведь поп, — усомнилась Марьюшка, не доверяя моему переводу, и покачала головой. Оказалось, что в грудь стучал не сам святой ишан, а какой-то военный, по-видимому, англичанин. Потом уже ишан, а не англичанин приказал собрать всех мальчиков от двенадцати лет и отправить с ним. «Пока отцы и братья будут воевать против безбожников-большевиков, — разъяснил он, — мальчики станут учиться благочестию и военному делу».
Он обещал поселить их высоко в горах в пастушечьих хижинах. Там, пася ишановский скот, научившись владеть винтовкой, эти мальчики вырастут настоящими воинами пророка. И когда придет их срок, спустятся с гор, подобно вестникам смерти для всех противников ислама.
— Радуйтесь, правоверные! Аллах уготовил славу вашим детям!
Но женщины в нашем Кудуке совсем не радовались. Матери подростков рвали на себе волосы и раздирали одежды. Мужьям и братьям пришлось прибегнуть к плетке, чтобы успокоить их и заставить повиноваться ишану. Но мать Сахбо отвела сына за дом, надела на него сумку с лепешками и велела скакать на их лошади в Коканд.
— Найдешь там русского доктора, — только и успела сказать она.
Сахбо загнал свою кобылу и полдороги шел пешком.
— Мать очень торопилась, — сказал он застенчиво, — и не успела прислать вам подарок. Она боялась, чтобы дядя Ибрагим не узнал, что я не еду с ишаном. Он…
Тут Сахбо вытер рукавом глаза и замолчал. Он не захотел рассказывать нам о брате своей матери, заменившем ему умершего отца. И отец не стал расспрашивать.
С этого дня моя жизнь круто изменилась. Кончилось мое одиночество. Я потерял интерес к мальчику со старообразным лицом и заодно и к Юнусу. У меня теперь был товарищ, друг, брат.
Отец мой уделял Сахбо времени больше, чем мне. Он занимался с ним русским языком и арифметикой. Сахбо учился старательно. Я помогал ему готовить уроки. Марьюшка перешивала мои халатики и закармливала нашего гостя чем только могла. Она вовсю старалась, чтобы он не скучал без материнской ласки.
Я с эгоизмом юности и не думал, что моему другу может чего-то недоставать в нашей семье. А было именно так.
Сахбо был впервые в Коканде, и я загорелся желанием показать ему город. Друг мой не отказался, и в первый же удобный день, приготовив заданные отцом уроки, мы отправились на площадь к дворцу бывшего кокандского хана Худуяра Урда.
Сначала мы степенно, подражая взрослым, задрав головы, рассматривали, как нам казалось, прекрасный, яркий орнамент. На нем, по мусульманскому обычаю, не было изображено ничего живого, а только причудливое сплетение завитков, треугольников, звезд и кругов. Они то сходились, образуя законченный рисунок, то распадались, переплетаясь в ином порядке, и неожиданно повторяли тот же узор.
Налюбовавшись орнаментом, мы начали бегать и даже играть, прячась в тени четырех башен дворцового портала, потом, утомившись, сели прямо на каменные плиты, и я начал рассказывать другу о дворце.
Фантазия, как всегда, унесла меня далеко от действительности; тут были четыре прекрасные дочери хана, заключенные каждая в одну из башен, их веселые, смелые возлюбленные и даже добрые и злые дивы.
Не знаю, всему ли верил Сахбо, но он слушал меня внимательно, смотря в лицо черными, косо посаженными бусинками глаз, и, когда я замолчал, попросил рассказать также о мечети и медресе, вычурные купола которых он высмотрел между плоских крыш домов, окружающих площадь. И снова я с увлечением смешивал правду с вымыслом, сказку с историей. Когда мне надоело рассказывать, а Сахбо — слушать, мы вскочили на ноги, готовые сами к любым приключениям, но, не имея ничего лучшего, побежали с площади в противоположную сторону от старинных построек. Через несколько минут мы были в русской части города. Оглянувшись на Сахбо, я громко расхохотался. Он остановился с наивно открытым ртом и удивленно расширенными глазами: житель Кудука не поразился великолепию ханского дворца, роскошного медресе и мечети, но его поразила широкая мощеная улица, аккуратные двух- и трехэтажные дома с высокими окнами, сады перед каждым домом, а дальше — приземистые кирпичные амбары, гостиные дворы, магазины…
Мы забрались в царство русского купечества. Сахбо понимал, что здесь живут не ханы, не ишаны, для которых он мысленно возводил любые дворцы, а простые люди, и его поразило, что их жилища так разнились от того, к чему привык мальчик в своем горном селении, и даже от того, что он увидел в Старом Коканде.
Желая еще больше поразить своего товарища, я схватил его за руку и потянул за собой на Розенбаховский проспект.