Однако это было все же не то. Все еще слишком большой мертвый груз тянулся из священного прошлого. Тремя десятилетиями ранее его жесткая концептуальная структура не смогла удержать в своих рамках циклонического Кришнамурти. Какова была бы реакция на Саи Бабу, если бы он пришел?
Но Саи Баба все не приезжал в Мадрас. Слухи заглохли, и мы услышали, что он изменил свои планы и не приедет в этом месяце и, вероятно, в течение многих месяцев. Поэтому мы должны идти к нему по возможности скорее.
Мы обнаружили, что теперь приобретение железнодорожных билетов стало еще более трудным делом, чем когда-либо. Приходилось стоять в длинной очереди, медленно двигающейся часами к окошку билетной кассы сквозь горячий, неподвижный воздух. Чтобы избавить нас от этого тяжелого испытания, молодой индус предложил свою помощь. Он сказал, что нам не надо становиться в эту длинную очередь; он встретится на вокзале со своим другом, кузен которого работает в конторе, занимающейся билетами. Конечно, надо будет заплатить и дать бакшиш тому другу и его кузену, но все это составит очень незначительную сумму.
Он приобрел для нас два драгоценных билета на экспресс в Бангалор, отправляющийся через семь дней. Это было доброе дело; обычно приходилось ждать дней десять или более. Семь дней давали нам массу времени, чтобы закончить все наши дела в Мадрасе, а также навестить там нескольких старых друзей.
За два дня до нашего отъезда железнодорожники объявили забастовку, так что поезда в Бангалор не ходили. По неофициальным слухам предполагалась длительная забастовка. Официально же согласно прессе и радио не было никакой забастовки, а если она и была, то уже закончилась. Это, должно быть, была правительственная пропаганда, так как прибыв на вокзал со всем нашим багажом, чтобы поспеть на поезд, мы не нашли никакого поезда и не смогли выяснить, сколько еще придется ждать, — ну, только боги знали, как долго. Мы также быстро узнали, что из-за забастовки все билеты на автобусы и авиарейсы в Бангалор распроданы на недели вперед.
Так что мы были надежно заперты в жарком Мадрасе. Казалось почти невероятным, что, проехав тысячи миль, чтобы увидеть Бабу, мы не можем теперь сделать последний короткий, 200-мильный шаг к нему.
Возвратившись в нашу квартиру на верхнем этаже 3-этажных апартаментов Лидбитера, мы обсудили ситуацию. Она казалась совершенно безнадежной; все, что мы могли сделать, так это сидеть в жаре невыносимого апреля, который перепутал себя с июлем — всегда наихудшим месяцем мадрасского лета. Сидеть и ждать, пока утекает время, имеющееся в нашем распоряжении в Индии!
«Баба не приехал в Мадрас, а теперь мы не можем добраться до него. Сколько еще нам изнемогать здесь от жары?» — в голосе Айрис звучало такое же отчаяние, какое чувствовал и я.
«Если бы он только подал нам знак, что он хочет видеть нас», — сказал я. — «Кто знает, он, возможно, не станет даже говорить с нами, когда мы доберемся туда».
«Возможно, и нет. Я думаю, что мы совершили много ошибок», — согласилась Айрис грустно.
Уныние заполнило мою душу и сердце ко времени наступления полной темноты. Легкий бриз, дувший с моря, затих, и тучи москитов загнали нас в постели под противомоскитными сетками. Мы вынесли постели на балкон, чтобы уловить хоть какую-нибудь свежесть и прохладу, которую ночь, возможно, принесет с моря.
Я лежал с краю, скрываясь под противомоскитной сеткой, закрепленной на прямоугольной деревянной раме над кроватью. Прежде чем лечь в свою постель, Айрис обошла вокруг и удостоверилась, что край моей сетки надежно подоткнут под матрас. Мы знали по опыту, что при наличии малейшего отверстия несколько прожорливых маленьких москитов проникнут внутрь и сделают ночь кошмаром.
Я крепко спал и проснулся на следующее утро, когда персты утренней зари нарисовали алые узоры на Бенгальском заливе. Серый свет просачивался сквозь мою сетку. Мне уже стало тепло, так что я сбросил легкую простыню, единственный покров, необходимый в те апрельские ночи.
Я испугался, увидев, что все вокруг меня засыпано чем-то, похожим на мелкую черную стружку. Я поднял несколько этих предметов и обнаружил, что в действительности это были листья, и по мере того, как свет усиливался, я стал различать, что они имели разные оттенки зеленого, разную форму и размеры. Они выглядели так, как если бы были только что сорваны, — настолько свежие и зеленые они были. Потом я заметил другую странную вещь: от них исходил приятный, тонкий аромат. Это не был их естественный запах, ибо, хотя и принадлежали они, очевидно, разным растениям, все листья имели одинаковый запах.