18. Небесная гончая
Я спасался бегством от Него по лабиринту Моей собственной души.
Саи Баба сказал, что мы приходим к нему только тогда, когда он зовет нас; и логично предположить, что он зовет только тех, кто готов. Однако, иногда оказывается, что сами они не знают, что они готовы. И когда земное это слышит зов, оно склонно спасаться бегством, ибо это — предупреждение о его собственном неминуемом уничтожении. Эту ситуацию можно понять как бегство собственного «я» от голоса «сверх-Я», изображенного аллегорически Френсисом Томпсоном в его поэме «Небесная гончая».
Г-н Вему Мукунда был отличным студентом, изучавшим современную науку в индийских университетах. Потом он продолжал проводить исследования в области ядерной физики и техники в аспирантуре университета графства Стратклайд в Глазго (Шотландия), после чего работал в институтах атомной энергии в Англии. Таким образом, он стал сыном Запада, веткой, оторванной от древа своей родной духовной культуры.
Однако он не был счастлив в этой пустой жизни Запада, где технический прогресс был богом, а вечеринки с коктейлями — ритуалом. Ее губительная для души неадекватность поразила его подобно титаническому удару, когда его брат и сестра умерли в Индии. Вопросы об истинном смысле жизни и смерти молотом стучали в двери его души. Но где были ответы? Разум физика-ядерщика не мог найти их в храме или церкви.
Он все больше разочаровывался в своей профессии физика-ядерщика; эта отрасль имела, без сомнения, практическое значение для человечества в качестве производителя энергии, но ее оборотной стороной было возможное уничтожение мира. Периоды самоубийственной депрессии нависали над Вему подобно черной туче. Единственным, что спасало его, было регулярное погружение в нежную музыку вины, инструмента, на котором он играл с тех пор, как был ребенком. Теперь вина стала его утешением в мрачном мире без любви.
Затем произошел первый из ряда странных случаев. Он жил в Лондоне и однажды председатель Королевского Шекспировского общества пригласил Вему к себе домой посмотреть на вину его жены, требовавшую некоторого внимания. Он согласился и был привезен туда машиной с несколькими друзьями. Вина, как он обнаружил, была в очень плохом состоянии, со скрученной кобылкой, расстроенными ладами и другими повреждениями. Он не мог извлечь из нее ни одной чистой ноты. Но он чувствовал, что ему хотелось бы починить инструмент, и предложил забрать его домой с этой целью.
По пути домой его друзья хотели побывать на занятиях по бхаджанам, проходившим в доме д-ра Дакшинамурти. Вему не интересовался Саи Бабой, хотя его родители давно были последователями Саи Бабы из Ширди, но он едва ли мог отказаться пойти с друзьями, в чьей машине он ехал. Он подумал, однако, что бхаджаны были в честь Ширди Саи.
Когда он вошел в комнату и увидел фотографию Сатья Саи Бабы, он подумал: «О, нет, не он!». Хотя его чувства к Саи из Ширди были нейтральными, он чувствовал какую-то враждебность к Сатья Саи Бабе, так как его родители не воспринимали последнего как воплощение Саи из Ширди. Они считали Сатья Саи самозванцем. Они принадлежали к той группе последователей Ширди, которые, как говорит Свами, слишком привязаны к старой Форме; они поклоняются внешнему виду, не понимая, что тот же самый Дух может возвратиться в совершенно ином теле и проявлять иные индивидуальные черты. Тот же самый Божественный Дух проявился во всех Аватарах, однако внешний вид каждого всегда был единственным в своем роде.
Вему сидел позади певцов, не принимая участия в бхаджанах. Вот хозяйка вложила вину в его руки и попросила его сыграть что-нибудь. Пение прекратилось и он начал рассеянно бренчать на любимом инструменте. Ему на ум пришла мелодия, и он заиграл ее. По требованию повторить он снова самопроизвольно начал играть первое произведение, которое пришло на ум. В конце он понял, что оба отрывка были старыми классическими ритмами двух святых-музыкантов из разных частей Индии. Название каждого на языках этих композиторов звучало так: «Никто не сравнится с тобой».
Взглянув на вину, на которой он играл, он впервые заметил, что она была именно той сильно поврежденной виной, которую он взял домой, чтобы отремонтировать. Один из его друзей, должно быть, принес ее из машины, а хозяйка, не заметив, что вина повреждена, передала ему, чтобы он сыграл. Но как странно! В его исполнении не было ни одной неверной ноты! Чувство благоговейного страха проникло в Вему, и, казалось, его волосы стали дыбом. Он снова попытался сыграть на вине, но теперь не мог извлечь из нее ни одной правильной ноты.