Я часто слышал его метафорическое объяснение великих Истин, но нельзя напоминать о них слишком часто, особенно в то время, когда наслаждаешься солнечным светом его присутствия. Лишь постигая загадку Бабы, мы можем узнать его, и лишь в той степени, в какой мы знаем его, мы действительно познаем наше собственное, глубоко скрытое внутреннее «Я».
Через некоторое время он прекратил разговор, с любовью посмотрел на группу, помахал рукой, сделав хорошо известные круговые движения, и сотворил большую пригоршню сладостей. Как обычно, они были теплыми, как будто он достал их прямо из своей печи в акаше и, как обычно, их хватило на всех. Потом он взглянул на меня, сидящего на своем обычном месте рядом с ним, и сказал: «То кольцо не очень хорошо подходит тебе, оно слишком велико».
Действительно, кольцо было немного большим для третьего пальца, на котором я носил его.
«Но оно хорошо подходит по размеру для среднего пальца, Свами», — быстро ответил я, надевая его на тот палец, чтобы показать.
«Нет, это не тот палец, который нужен! Дай кольцо мне». Я передал кольцо ему, надеясь, что он просто сожмет его, что, как известно, он делал. Это большое яркое кольцо уже стало нравиться мне.
«Тебе нравится золото или серебро?» — спросил он.
«Я хочу иметь твое изображение, Свамиджи».
«Да, но золотое или серебряное?»
«Золотое».
Море глаз впереди жадно прикипело к нему, когда он совершал ритуал, держа кольцо в слегка сжатой руке и дуя в руку. Прошло не более трех секунд с того времени, как он сжал руку, и до того, как он снова раскрыл ее, но перемена была фантастической. На месте массивного кольца в его ладони лежало теперь золотое кольцо скромного размера, но сверкающее девятью священными камнями Индии, окружающими овальное цветное изображение Свами. Индийские ювелиры называют священными камнями изумруд, алмаз, жемчуг, белый сапфир, рубин, коралл, голубой сапфир, «кошачий глаз» и опал. На этот раз портрет Бабы был меньше и камни были маленькими, но кольцо обладало изысканной, сверкающей, изящной красотой.
Когда он увидел, что кольцо точно впору мне, Свами удовлетворился. Группа получила удовольствие, с волнением наблюдая за его созидающей рукой, меняющей кольца, а ашрам наслаждался впоследствии рассказом с продолжением о чудесном спектакле. Сам я надеялся, что Свами позволит мне сохранить это последнее прекрасное произведение.
Наше время истекало и Баба в своем бесконечном милосердии удостоил нас множества бесед. На одной из них в последние дни, когда присутствовали лишь Айрис, д-р Гокак и я сам, я спросил его о значении благоуханных листьев, которые нашел в своей постели. Почему он предпочел послать листья, а не что-нибудь другое, чтобы приветствовать, подбодрить и благословить нас несколькими месяцами ранее в Мадрасе (смотри главу 3).
Листья, объяснил он, имеют много важных духовных ассоциаций. Их использовали древние риши в своих лесных убежищах, и они играли роль в некоторых великих священных событиях библейских времен. Жизни отдельного человека, продолжал Свами, столь же многочисленны, как и листья на дереве. Листья, которые сорваны или опали, представляют жизни, которые уже прожиты. Последнее воплощение, когда человек достигает конца своего пути, должно быть наполнено ароматом святости, символом которого является благоухание листьев.
Более подробно Баба связал феномен листьев в Мадрасе с нашими собственными жизнями, но это — слишком личное, чтобы писать о нем.
В прошлом случились события, которые заставили меня думать, что Баба придает листьям какое-то другое таинственное значение. Я считал в мои прежние дни с Саи, что последователи плетут венки из свежих листьев манго и развешивают их на дверях жилища Свами, чтобы отпраздновать его возвращение домой. Но когда мы прожили несколько недель в «Бриндаване» в 1968 г., а сам Свами находился в Прашанти Нилаям, я наблюдал, как сторож Шри Рамбрахна вешал венки из листьев манго на входные двери каждое утро. Когда я спросил его, зачем, он сказал, что Свами приказал ему делать так регулярно и обязательно.