— Вы опоздали со своими претензиями, Филипп Александрович, — нарочито вежливо ответил молодой, но за елейным тоном явственно проступал яд. — Я уже здесь, и от планов своих не отступлюсь. Теперь мне нужно понять лишь одно. Вы-то, господа, со мной… или против меня?
— Не громко ли сказано? — нервно огрызнулся Барсук, показав короткие, но острые клыки. — Сомневаюсь, что Сумрак одобрит эти твои планы. Да и я лично не вижу ничего хорошего в том, чтобы лезть на рожон!
— Сумрак… А какое нам дело до него? Он далеко, в Петербурге. Вот и пусть занимается своими столичными делами. Если дело выгорит — ему там скучно не покажется, я вас уверяю.
— Предлагаешь действовать в обход разрешения Стаи? — прищурился обер-полицмейстер. — На это я тем более не подпишусь!
— С каких это пор нам, волкам, требуется разрешение от кого бы то ни было? — спросил молодой скучающим тоном и отвернулся от собеседника, делая вид, что разглядывает собственные ногти. Мне даже удалось увидеть его профиль с тонкими изящными чертами лица. Почти женскими, если не считать горбинки на носу.
— Не тебе рассуждать о том, как заведено в Стае! — неприязненно отозвался Грач. — Молод ещё!
Длинноволосый в ответ лишь рассмеялся.
— Хотел бы я ответить, что это недостаток, который быстро проходит. Но в моём случае это не так, ведь вампиры почти не стареют. Тем удивительно видеть, до чего вы себя довели, Барсенев. Ну что за мерзкая туша?
Барсук оскалился, сжимая кулаки, но с места не сдвинулся, несмотря на явную подначку. Его заплывшие жиром глазки то и дело бегали от молодого к Грачу, будто в ожидании чего-то. Похоже, он до сих пор не может понять, на чьей тот стороне.
— Выбирай выражения, мальчик! — угрожающе прошипел он.
— Иначе что? — уже откровенно потешаясь, спросил молодой, изображая изумление. — Вы мне что, угрожать изволите, Филипп Александрович? Так ведь… Погодите-ка… Вы не знаете? Грачёв, он что, не знает?
Грачёв лишь мрачно зыркнул на него, вытирая платком пот со лба.
— Кстати, вы бы сняли эту вашу хламиду, любезный. Сопреете же сейчас совсем! Да и нафталином от неё несёт, как из старухиного сундука. Или это ваш естественный запах?
— Не заговаривайся, Арамис! — каркнул Грачёв. — Вы с Орловом друг друга стоите. Только он-то всё это затевает, чтобы выслужиться. На самый верх метит, в столицу. А то, что ты предлагаешь… Всю Стаю под плаху подведёшь!
— Как будто что-то изменится! Стая и так вне закона. И неужели Сумароков верит, что Орлов и правда выведет всех вас из тени? Он же просто таскает каштаны из огня вашими лапами. А когда вы станете не нужны — продаст вас с потрохами.
На лице Грачёва отобразилась короткая, но явная внутренняя борьба. Было видно, что слова незнакомца, которого он назвал Арамисом, задели его за живое. Только не понятно, какие именно, и на чьей он стороне. Потому что, кажется, тут все трое друг друга терпеть не могут.
О чём вообще речь? Эх, жаль, я не подоспел к началу разговора. Что там задумал Орлов? Это как-то связано с похищением Полиньяка или нет? Из смутных упоминаний пока не складывается цельной картины…
— Грач прав — не нам об этом судить. Сумароков договаривался с Орловым сам. Нам остаётся только подчиняться воле Стаи…
— Подчиняться?!
Молодой вампир раздражённо фыркнул и вскочил с места, пройдясь по кабинету из стороны в сторону. Старшие его сородичи невольно подались чуть назад.
Я, наконец, разглядел его получше. Действительно, очень молод — лет двадцать пять, не больше. И не только хорошо сложён, но и на лицо красив почти по-женски. Наверное, тот ещё сердцеед. Прозвище-то соответствующее.
— Когда я вступал в Стаю, мне совсем о другом пели… — искривив в усмешке идеальные четко очерченные губы, произнёс он. — О вольных братьях-волках. О кодексе чести. А, выходит, волки давно превратились в услужливых псов? Тогда в пекло вашу Стаю!
Повисла напряжённая тишина. Барсук, подавшись вперёд, тихо прошипел:
— Всё сказал, щенок? Ты же понимаешь, что это приговор?
Рукой он будто невзначай тянулся куда-то за спину, в щель между подушкой дивана и боковиной. За оружием?
Молодой коротко хихикнул.
— Он всё-таки не знает… Да уж. Ты даже не пёс. Ты действительно жирный зажравшийся барсук. Давно потерявший нюх.
— Да о чём он? — прищурился Берсенев.