— Все верно, сегодня это истинная трактовка того, что было так давно. Однако почему этот послушник пришел в этот город?
Вдох, выдох и все упорядочено: звуки, из которых исчезла острота момента, тени, утратившие амплитуду изменений. Стационарность — это фитиль к бочке с порохом.
— Так что же ты здесь делаешь? — фитиль выгорел уже на половину — подожди — Нефела замерла — будь здесь, я сейчас.
Она практически мгновенно скрылась за дверью. Я не знаю что за этой дверью.
Чтобы выжить, Минотавр выработал хитроумную стратегию: он соорудил непостижимый нашему разуму лабиринт. Лабиринт — это его защита. Если разум вовремя не остановится, в стремлении найти и победить Минотавра, то он навсегда останется блуждать в нем. От безумия нет лекарства. Минотавру нужна еда, как и всему человеческому, Мы, боясь его власти, раз в год преподносим ему дары: лжем, крадем, убиваем.
Сирена своим мягким пением постепенно начала убаюкивать меня.
— Может откроешь дверь, пока эта Сирена тебя окончательно не усыпила? — спросил я сам себя.
— Зачем? — опять спросил я сам себя.
— Ты же здесь не для того, чтобы ждать — ответил я сам себе
— Так ты предлагаешь искать ее, или выход? — я задал себе очередной вопрос.
Возникла крайне неловкая пауза.
— Только честно — сразу предостерег я сам себя.
Сирена почувствовала что-то неладное. Что бы удержать почти поддавшуюся ее влиянию жертву, она превратилась в нечто неприятное, а ее пение — это липкая слизь от которой я не могу оторваться.
Началась борьба правды и желания.
Я не долго размышлял о том, что сильнее: то зачем я здесь оказался, или то, что сделало бы большинство, находясь здесь.
Сирена подавленно скрипнула. Я начал обретать себя. И у дверей стал практически прежним.
Дверь оказалась крайне тяжелой на подъем.
— Как же у тебя получилось, так легко открыть ее? — озадаченно пропыхтел я.
Горящие за ней в изобилии свечи подняли градус.
Молодой мужчина подходит ко мне, раскрывает свою, сплошь в следах физического труда, ладонь, на которой неспешно начинает расправлять складки, оказавшийся на свободе кусок полиэтилена. Сквозь его тусклую материю, просматриваются очертания металлического стержня.
— Купи — вопрошает мужчина.
Я непонимающе смотрю на этот кусок металла. Смотрю в его белесые глаза.
— Купи, я только что, новый купил. Только он без ценника — и мужчина, указательным пальцем, пару раз ткнул в раскрытую ладонь. Кусок полиэтилена зашевелился — Меня военкомат забирает. Купи, тридцать один рубль. Тридцать один рубль. Куда я его дену. Военкомат забирает.
— Он мне не нужен — но что-то надо делать. Моя рука потянулась к карману. Последний раз, кажется, там были железные деньги.
— Меня убьют, и крест — его левая рука постаралась оставить след в воздухе в виде двух скрещенных полос. Но воздух чист. Лишь я один запомнил его жест. Теперь его глаза смотрят в мои, они наполнились слезами, сентиментальность здешних отличительная черта — а может вернусь. Что я с ним делать буду. Он на 10 миллиметров.
Я не знаю, что это значит, но постарался многозначительно кивнуть головой.
Карман оказался пуст, но есть еще один, в котором они могут оказаться. Путь к этому карману более длинный, но решение принято, и я отправился в путь.
— Купи, он резьбу нарезает на 10. Берешь дрель… У тебя же есть такая… — мужчина левой рукой описал в воздухе дугу — перфоратор?
Киваю. У него надежда, в моей руке факт наличия в конце проделанного пути, его желания. Я, не зная, сколько у меня в руке: больше, меньше или ровно тридцать один рубль. Протягиваю руку и высыпаю все на практически расправившего свои складки полиэтилен.
— Понимаешь он на десять! Берешь отверстие и нарезаешь резьбу — продолжает мужчина — а меня военкомат забирает.
Меньше тридцати одного, наверное, жаль. Определенно жаль, что меньше.
Комната из 3.2829200000000000000000000000000 молекул мрамора. Именно столько звезд на этот момент было в галактике. Идеальные пропорции комнаты до шестого знака после запятой, делали комнату совершенной.
В комнате трое.
— Я показал ему его путь в царство мертвых — приговорил один, размеренно поглаживая трехголового пса.
— Ошибаешься брат. Это я указал ему, в чем смысл его пути — возразил второй, на плече которого сидел огромный орел.
— Пусть жребий решит — поставил точку третий.