— Принцип тот же, — ответил Азагот. — Тьма внутри души — топливо для демона, пожирающего души. Но если я уничтожу такую душу, тьма вернётся к Сатане и сделает его могущественнее. Поэтому не каждый способен уничтожить душу, и поэтому же я их редко уничтожаю. — А ещё, потому что подписал контракт, в котором говорится, что он заплатит высокую цену за каждую такую душу. И цена обычно того не стоила. Очень немного стоило того, чтобы отказаться от части силы или мира. — Откуда такой интерес к внутреннему распорядку?
Джим Боб медленно развернулся, и его привычно серьёзное выражение лица приобрело мрак.
— Ходят слухи, что кто-то хочет освободить Сатану из его клетки. Я гадаю, сколько нужно душ, чтобы дать ему силы сбежать.
Азагот изучал выражение Джим Боба, но, как обычно, там нечего было прочесть. Но его вопрос неспроста. Очевидно, он прощупывал почву, узнавал, как относиться к этому Азагот, и не причастен ли.
— Вероятность есть, — пробубнил Азагот. — Но даже у меня уйдёт несколько столетий, чтобы уничтожить такое количество душ. К тому моменту, плен Сатаны уже кончится, согласно пророчеству.
— Естественно. — Джим Боб небрежно махнул на камин, но если искал тепло, то явно ошибся номером. Камин Азагота был холод и пуст, как и сам Азагот после того, как ушла Лиллиана.
— Что-то ещё слышал?
Из-за таких слухов демон и стал прахом. Азагот знал, что существовало немало сценариев освобождения Сатаны, а теперь был в курсе, что во многих он играл главную роль. Смерть его детей — послание: «Помоги нам или умрут другие».
Для вот таких у Азагота была коса, только Небеса в курс он вводить не станет. Чем меньше они знали о давлении на него движения #СвободаСатане, тем лучше. И они на самом деле используют хэштег.
Вот только у этого движения не было лидера, способного всех сплотить.
Большинство демонов и падших ангелов в Шеуле ведут кампанию последователей, которые могли бы поддержать их видение, как вернуть Аду величие. И все считали, что Азагот им поможет. Или будет вынужден помочь.
Он пренебрежительно отмахнулся.
— Пока Сатана в тюрьме, все будут твердить о его освобождении. А когда освободиться, начнут говорить о его уничтожении. Это цикличность. Я бы не беспокоился.
Джим Боб фыркнул.
— У тебя есть дела важнее конца света?
Да: жизнь его детей и любимой женщины.
Особенно теперь, когда Лиллиана решила вернуться домой. Ребёнку Ареса просто нужно поторопиться с рождением. Азагот понятия не имел, почему Лиллиана решила остаться до родов, но мог бы поклясться яйцами Сатаны, что жена Всадника беременна уже несколько лет.
Лиллианы не было уже девять месяцев, и каждая минута каждого дня была пыткой. Хотя винить ему стоит только себя. На осознание этого ушло много времени, и теперь он пытался стать мужчиной, которого заслужила Лиллиана.
— … и потом меня похитили инопланетяне ангелы из параллельной вселенной, — произнёс Джим Боб. — Накормили меня пиццей и подарили анальную пробку.
— Что? — отрезал Азагот, возвращая мысли в прежнее русло. Чаще, чем хотелось бы, он думал о Лиллиане. Ей просто необходимо вернуться. Чёртов Арес. — Ты что-то сказал о пицце?
Джим Боб закатил глаза.
— Пицца? Она вывела тебя из размышлений? То есть, плевать на альтернативную вселенную и анальную пробку?
Азагот оттолкнулся от стола.
— Я голоден, а не возбуждён. — Это не вполне правда. Он не возражал против парочки пепперони, так как уже пару… ладно, он не ел с момента, как ушла Лиллиана. Но возбуждён он, как сам чёрт. Прошли тысячелетия после последнего его такого долгого воздержания, но более того, он ещё никогда так долго не был без Лиллианы.
В прошлом у него был парад сексуальных партнёров. Демоны сами прыгали к нему в постель, а потом Небеса начали снабжать ангелами, чтобы создать Мемитимов, так что недостатка в сексе не было. Что просто верх фортуны. И как любил говорить падший ангел Зубал, начальник оперативного штаба:
— Нет ничего страшнее, чем возбуждённый мрачный жнец.
Да, он чертовски возбуждён. Но, несмотря на всё зло, текущее по венам, он не смотрел ни на одну женщину, которые пытались его соблазнить, пока Лиллианы не было. И женщин были тысячи. Большинство — демоны, желающие переспать с ним, прося милости. Но такого слова не было в лексиконе Азагота, и Жнец смеялся, когда Гриминионисы уносили их души в норы.
Он ни разу не испытывал искушения. Даже его порочная сторона не предаст Лиллиану ради того, чтобы суккуб ему отсосала. Но эта же порочная сторона наслаждалась игрой. Ему нравилось играть с ангелами и падшими ангелами, которые приходили к нему, считая, что могут вцепиться в него, раз Лиллианы нет.
Джим Боб щёлкнул у него перед лицом.
— Йоу! Какого хера, чувак? Убери рога и клыки. И хватит уже рычать. А то крылья распущу.
Азагот моргнул, вновь выбираясь из трясины мыслей. Тело вибрировало от похоти, потому что воспоминания об игре с добычей смешались с сексуальным влечением, тлеющим глубоко в венах. Жар растёкся по холодной плоти, и член Азагота, уже и без того мучительно твёрдый, начал пульсировать в такт его сердцебиению.
Сердцебиение!
Чёрт возьми! Сердце вновь забылось.
— Лиллиана, — выдохнул он, и от радости перехватило дыхание, когда её присутствие наполнило душу. — Она здесь. Она дома.
Всплеск ещё одного сознания пронзил Азагота — мощная энергетическая сигнатура, которую он никогда раньше не чувствовал.
Какого хрена?
Собственническое рычание сотрясло грудь, и его шерсть поднялась вместе с распростёртыми крыльями. Здесь был кто-то ещё. Кто-то безумно сильный.
Лиллиана пришла не одна.
Глава 7
Лиллиана прерывисто вздохнула, стоя на площадке Шеул-Гра, выгравированные символы которой светились. Вокруг проносился ветерок, шелестя листьями вечно зелёных деревьев и донося резкие и острые их ароматы. Травянистые лужайки тянулись на акры, временами перемежаясь с журчащими ручьями и тропинками. А ещё иногда встречались древнегреческие колонны и статуи демонов, вздымающиеся в невыразительное серое небо.
В нескольких ярдах располагался фонтан, в котором когда-то текла кровь, но теперь выплёскивал кристальную воду на брусчатку, ведущую к хозяйственным постройкам, где жили десятки Непадших ангелов и Мемитимов. А за фонтаном возвышался дворец Азагота, чьи бледные стены сверкали.
Мгновение облегчения вытеснило нервозность.
Мир Азагота — отражение его настроения, и Лиллиана не была уверена, что сделала бы, вернись в разложение и злость, которые когда-то тут царили.
Мир Мрачного Жнеца мог быть прекрасным, но ставил в тупик. Смотреть, но не слишком пристально, прикасаться, но не чувствовать.
У неё сдавило грудь, и ребёнок шевельнулся, как будто почувствовал тревогу от возвращения. Вот только тревога — слишком мягкое слово для того, что она испытывала.
На самом деле, она была в ужасе. Через несколько минут, впервые за несколько месяцев с тех пор, как ушла, она увидит мужа. И он понятия не имел, что она беременна.
Она почти пожалела, что попросила Ривера сопроводить её с греческого острова Ареса. Стоило взять с собой Малифисенту, цербера, который по острову ходил за ней по пятам. Собака не отходила от неё, пока Кара не отвлекла её, давая Лиллиане возможность сбежать. Она будет скучать по церберу, но Кара заверила, что Мал найдёт её, если привязалась. Лиллиане будет сложно объяснить, почему она приехала с ребёнком, не говоря уже о питомце, который закусывает людьми.
Положив руку на округлившийся живот, она сошла с площадки и с колотящимся сердцем пошла к дворцу. Азагот уже должен был почувствовать её присутствие. Не успела она додумать мысль до конца, как кожу на затылке начало показывать. Лиллиана остановилась, как вкопанная.