Выбрать главу

мы заблудились и спутали свой календарь,

шли бы по звёздам, но не было звёзд над страной.

Тронулось небо, пробитое всплеском стрижа,

тронулись тучи, свинцовая тронулась тьма,

слишком похожа заря на кровавый пожар,

и на пожарища наши похожи дома.

В рваных просветах багровое злато Тельца,

рог Козерога растаял, поход протрубя,

вздрогнешь внезапно под хищным прицелом Стрельца —

ты не ошибся, конечно, он целит в тебя.

Мало ли знала Россия суровых годин!

пепел холодный дождями косыми зальёт,

ты не один, не один, не один, не один,

тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!

Тронулся лёд, откололось от завтра — вчера,

ветер безумной трубою ревёт надо мной,

тронулся лёд — слава богу, настала пора!

Тронулся лёд над великой замёрзшей страной.

Трилистник

1. Меч

День уходит, и трубы трубят отбой,

но иная песнь встаёт из глубин бездонных.

Я — стальной клинок, выкованный судьбой,

на меня упала тень от её ладони.

Я вершу свой путь, и воля моя крепка,

разрезаю ветер, и песня моя легка мне,

я свободен пока

не ляжет её рука

на резной эфес, украшенный чёрным камнем.

Вспыхнет солнце и выбелит сталь клинка,

я несу в себе отраженья земли и моря,

моя жизнь — как лезвие, цель моя — рассекать,

и раскрывать, и выпускать радость и горе.

Ведь глагол — лишь слово, а меч — не меньше, чем меч,

отворяет меч, а глагол смиряет с потерей

той субстанции, что должна воспарять и течь

в небо из рассечённых вен и артерий.

Жизнь, как ветер, можно грудью встречать,

но безопасней за ней наблюдать из окон,

в ножнах хоронят ножи, но это не для меча —

я их сбросил, как бабочка мёртвый кокон!

Ножны ржавеют, но меч горит на ветру,

на зеркальном лезвии нет коричневых пятен,

тайна жизни моей — узор светящихся рун

на клинке, но мне их смысл непонятен.

Жизнь звенит и сверкает в шальном полёте меча,

манит сладкая смерть в ножен тихую пристань.

Как упоителен этот удар с плеча,

воздух и липкий сон рассёкший со свистом!

Я очерчу магический круг взмахом клинка,

и четыре луча впишу вязью стальною,

и запылают руны, и ляжет судьбы рука

на эфес, и легенда придёт за мною.

2. Ключ

Как я был молод — даже трудно поверить!

ключ носил золотой на золотой цепи,

он мне служил, отворяя сердца и двери,

и обнажая жемчуг под створками скорлупы.

Ночь разливалась, заката гасла полоска,

в башне ждала принцесса, и был ларец потайной

заперт и запечатан печатью алого воска.

Что я знал тогда об этой сказке ночной!

о ключах и ларцах, о музыке их влечений —

я сводил её в туманный термин «люблю»,

но слова заклинаний имеют много значений

(что относится также к волшебному слову «ключ»),

а многозначность всегда чревата потерей

смысла, когда ветвясь и русло дробя,

мысли текут путями древних мистерий,

и не собрать их, и не вобрать в себя,

множество мыслей — истоков ассоциаций,

множество ими рождённых путей и троп —

во все стороны тянутся и готовы порваться

щупальца зверя, чьё имя — Роза Ветров.

…В память стекает время принцесс и башен,

хмель выдувает ветер — ветер нового дня,

огненный лик судьбы встаёт, прекрасен и страшен,

и другой — теневой — невидимый для меня.

Юность моя отстрелялась на всю катушку,

тускло мерцают гильзы, рассыпанные в годах,

свет мой всё ярче, но мрак, что его потушит,

всё сильней сжимает кольцо из чёрного льда,

потому что жизнь уже подошла к излому,

и уже тесна скорлупа изжитой судьбы,

время бросить парус навстречу потоку злому,

время стены мира в стеклянную пыль разбить!

ибо это время

бремени и рожденья,

время взрезать чрево неба наискосок,

разорвать его в победном гимне паденья,

в океан ночной стряхнув алмазный песок.

3. Младенец

Мы, наверное, просто от правильной жизни устали,

кто ушёл за кордон, кто в запой, кто в кураж — с головой,

почему-то над нами тарелки давно не летали

и в углу не высвистывал грустную песнь домовой,

слишком долго любое событье имело причину

и законы упрямо и просто вершили своё,

наши души лечили — как сломанный двигатель чинят,

утешая — пройдёт, всё пройдёт,

всё уйдёт без следа в забытьё…

Как дождинки в окно равнодушно секунды стучатся,