Мало ли знала Россия суровых годин!
пепел холодный дождями косыми зальёт,
ты не один, не один, не один, не один,
тронулся, тронулся, тронулся, тронулся лёд!
Тронулся лёд, откололось от завтра – вчера,
ветер безумной трубою ревёт надо мной,
тронулся лёд – слава богу, настала пора!
Тронулся лёд над великой замёрзшей страной.
Трилистник
1. Меч
День уходит, и трубы трубят отбой,
но иная песнь встаёт из глубин бездонных.
Я – стальной клинок, выкованный судьбой,
на меня упала тень от её ладони.
Я вершу свой путь, и воля моя крепка,
разрезаю ветер, и песня моя легка мне,
я свободен пока
не ляжет её рука
на резной эфес, украшенный чёрным камнем.
Вспыхнет солнце и выбелит сталь клинка,
я несу в себе отраженья земли и моря,
моя жизнь – как лезвие, цель моя – рассекать,
и раскрывать, и выпускать радость и горе.
Ведь глагол – лишь слово, а меч – не меньше, чем меч,
отворяет меч, а глагол смиряет с потерей
той субстанции, что должна воспарять и течь
в небо из рассечённых вен и артерий.
Жизнь, как ветер, можно грудью встречать,
но безопасней за ней наблюдать из окон,
в ножнах хоронят ножи, но это не для меча —
я их сбросил, как бабочка мёртвый кокон!
Ножны ржавеют, но меч горит на ветру,
на зеркальном лезвии нет коричневых пятен,
тайна жизни моей – узор светящихся рун
на клинке, но мне их смысл непонятен.
Жизнь звенит и сверкает в шальном полёте меча,
манит сладкая смерть в ножен тихую пристань.
Как упоителен этот удар с плеча,
воздух и липкий сон рассёкший со свистом!
Я очерчу магический круг взмахом клинка,
и четыре луча впишу вязью стальною,
и запылают руны, и ляжет судьбы рука
на эфес, и легенда придёт за мною.
2. Ключ
Как я был молод – даже трудно поверить!
ключ носил золотой на золотой цепи,
он мне служил, отворяя сердца и двери,
и обнажая жемчуг под створками скорлупы.
Ночь разливалась, заката гасла полоска,
в башне ждала принцесса, и был ларец потайной
заперт и запечатан печатью алого воска.
Что я знал тогда об этой сказке ночной!
о ключах и ларцах, о музыке их влечений —
я сводил её в туманный термин «люблю»,
но слова заклинаний имеют много значений
(что относится также к волшебному слову «ключ»),
а многозначность всегда чревата потерей
смысла, когда ветвясь и русло дробя,
мысли текут путями древних мистерий,
и не собрать их, и не вобрать в себя,
множество мыслей – истоков ассоциаций,
множество ими рождённых путей и троп —
во все стороны тянутся и готовы порваться
щупальца зверя, чьё имя – Роза Ветров.
…В память стекает время принцесс и башен,
хмель выдувает ветер – ветер нового дня,
огненный лик судьбы встаёт, прекрасен и страшен,
и другой – теневой – невидимый для меня.
Юность моя отстрелялась на всю катушку,
тускло мерцают гильзы, рассыпанные в годах,
свет мой всё ярче, но мрак, что его потушит,
всё сильней сжимает кольцо из чёрного льда,
потому что жизнь уже подошла к излому,
и уже тесна скорлупа изжитой судьбы,
время бросить парус навстречу потоку злому,
время стены мира в стеклянную пыль разбить!
ибо это время
бремени и рожденья,
время взрезать чрево неба наискосок,
разорвать его в победном гимне паденья,
в океан ночной стряхнув алмазный песок.
3. Младенец
Мы, наверное, просто от правильной жизни устали,
кто ушёл за кордон, кто в запой, кто в кураж – с головой,
почему-то над нами тарелки давно не летали
и в углу не высвистывал грустную песнь домовой,
слишком долго любое событье имело причину
и законы упрямо и просто вершили своё,
наши души лечили – как сломанный двигатель чинят,
утешая – пройдёт, всё пройдёт,
всё уйдёт без следа в забытьё…
Как дождинки в окно равнодушно секунды стучатся,
и прозрачное время стекает к земле по стеклу,
и уходит в песок, растворяя несчастье и счастье,
позади оставаясь цепочкой разорванных луж.
Наше время – не время богов и не время героев,
им дадут умереть – как и встарь – но полёт их во тьме
оборвут. Оцинкуют и в мёртвую землю зароют,
и обложат гранитом, и в сердце вобьют монумент.
Как во время чумы мертвецов мы сжигаем, а если
чьи-то мощи нетленны – мы их закатаем в бетон,
мы сжигаем пророков своих, чтоб они не воскресли,
если чудо возможно – то лучше попозже, потом…
Но двухтысячный год уж беременен светлым младенцем,