– Ты… ты… сердит на меня, Джеффри? – спросила Жанна.
– Нет, – ответил он. – За что?
Глаза Жанны округлились.
– Я… я…думала, ты будешь ужасно как рассержен, – чуть упавшим голосом сказала Жанна.
Джеффри покачал головой:
– Нет. Но я позабочусь о том, чтобы ты больше не выкидывала таких фокусов, голубушка.
Так‑то было уже лучше. Жанна с облегчением вздохнула.
– Но как ты сумеешь помешать мне? – спросила она.
– Обвенчаюсь с тобой, – сказал Джеффри. – Вот тогда ты увидишь, какой я строгий муж.
Жанна оживилась и на щеках у нее заиграли очаровательные ямочки.
– Ты хочешь силой потащить меня к алтарю?
– Если понадобится, – сказал Джеффри.
– Ты это серьезно? – спросила Жанна, не скрывая своего восхищения.
– Да.
– Тогда я возненавижу тебя, – холодно сказала Жанна.
Джеффри засмеялся.
– И ты будешь несчастлив, живя с такой сварливой каргой.
– Придется наказать тебя за это.
– Как?
– Вот так, – сказал Джеффри, целуя ее.
– Это очень суровое наказание, – пожаловалась Жанна. – Наверное, я не выдержу его.
– Тогда и ты будешь несчастлива, – ответил ей Джеффри.
– По правде говоря, мне кажется, вы собираетесь сделать меня вашим движимым имуществом, – вздохнула Жанна. – Как это грустно и неучтиво. Зато уж, можно не сомневаться, очень по‑вашему, по‑английски. Варварский вы народ.
– Ты еще увидишь, как умеют любить англичане, дорогая.
– О, представляю себе, сэр! С дубинкой. Как Бьювэллет собирается ухаживать за моей госпожой.
– Бьювэллет? За леди Маргарет? – скептически отозвался Джеффри. – Это вовсе не остроумно, дорогая, пожалуй, наоборот – даже глупо.
– Сам ты, хоть большой, да глупый, – засмеялась Жанна. – Я сама сегодня это видела.
– Но Саймон…
– Если Саймон не влюблен в мою госпожу, почему тогда он убил Рауля?
– Не знаю. Я думаю, что…
– Я права, – убежденно сказала Жанна и закрыла глаза, прекращая всякие споры с Джеффри.
До девяти часов они ехали молча, а в девять остановились возле трактира. Обе женщины от всего пережитого и от утомления так и не проснулись, и их пришлось внести в трактир на руках. Проснулись они только, когда был подан обед. Маргарет, однако, лишь отпила немного вина и почти сразу снова погрузилась в тяжелую дрему.
Через час они снова пустились в путь и не давали лошадям отдыху уже до наступления сумерек, когда вдали забрезжили городские ворота Бельреми. Пустив лошадей шагом, они миновали ворота, подъехали к замку, и только тут Жанна пробудилась и сладко потянулась.
– Где мы? – спросила она спросонок.
Джеффри спешился и придерживал Жанну в седле.
– Мы дома, дорогая. Смотри!
– Ах, как хорошо! – воскликнула она. – Сними меня с седла и не надо больше меня нести, сама пойду.
Джеффри исполнил просьбу Жанны и повернулся к Саймону:
– Помочь?
– Нет, спасибо.
Рука Саймона придерживала дремлющую Маргарет. Он осторожно опустился на землю, держа Маргарет на руках, и понес ее в замок.
В зале их встретило несколько человек. Здесь были Алан, шевалье и еще кто‑то очень массивный, державшийся на заднем плане в тени. Была здесь и мадемуазель Элен, которая первой устремилась навстречу Саймону.
– Где мадам? – крикнула она, готовая откинуть складки плаща Саймона, в который он так заботливо закутал Маргарет.
– Мадам здесь, у меня на руках, – упредил Саймон мадемуазель Элен.
– Наконец‑то! – воскликнул Алан. – Вы оба здесь? А вот и Джеффри!
Не обошлось и без чопорного шевалье:
– Милор’, позвольте моей кузине идти самой, неприлично, чтобы вы вот так несли графиню. Ее фрейлины позаботятся о ней.
– Уйдите с дороги, – оборвал его Саймон и, оттеснив своим телом шевалье в сторону, подошел к лестнице, ведущей в покои Маргарет.
Она между тем проснулась, высвободилась из складок плаща и осмотрелась вокруг.
– Мы дома! Элен! – воскликнула она и перевела взгляд на суровое лицо Саймона. Веки ее дрогнули.
– Если позволите, я пойду сама, – сказала она.
– Я отнесу тебя в твои покои. Не волнуйся.
Маргарет вспомнила, что на ней одежда пажа, и подчинилась. Саймон быстро взошел по лестнице. Жанна и Элен следовали за ним по пятам.
В передней комнате покоев графини вокруг них сразу же образовалась стайка фрейлин, и Саймон буквально протиснулся между ними в спальню графини и уложил ее на постель.
– Тебе необходим покой, оставайся в постели, – приказал он и обернулся к фрейлинам: – Пусть кто‑нибудь приведет сюда врача. Мадам ранена.
Саймон отступил в сторону, и фрейлины окружили свою госпожу, наполнив спальню охами и ахами. Саймон же вышел из спальни графини и вернулся в зал.
И тут его буквально оглушил грубовато‑добродушный голос:
– Клянусь Святым Распятием, ты ли это, мой Саймон? О Раны Господни, тебя ли это я вижу? С женщиной на руках? Ах ты, мошенник, а ну‑ка иди сюда!
К Саймону приближался с распростертыми объятиями не кто иной, как Фалк.
– Милорд, – шагнул к нему Саймон, – мой дорогой милорд!
Фалк обнял его.
– Мой Саймон, львенок мой. Я не мог оставаться вдали отсюда. Черт побери, по‑моему ты снова подрос. Или, может, это я забыл, какого ты роста? Скажи мне, ради Бога, что ты делаешь в этих золотых доспехах, щеголь ты этакий! О друг мой, не надо, не становись передо мной на колени!
Фалк поднял Саймона за плечи.
– Дай мне твою руку. Наслышан я о твоей доблести, львенок ты мой. Подумать только, и это ты был когда‑то моим сквайром. И вот как ты прославился теперь. Никогда не думал, что доживу до тех дней, когда буду так гордиться тобой.
Он задержал руки Саймона в своих руках, пристально глядя на него.
– Да, да, все те же нависшие брови и те же холодные глаза. Да повернись же ты к свету, вот глупый мальчишка! Так. Теперь вижу перемены!
К ним подошел Алан:
– Ну как, не ожидал? Отец приехал вчера прямо от короля.
– Мне кажется, я сплю и вижу сон. Как вы добрались до побережья, милорд? – спросил Саймон.
– Как! Ясное дело, в лодке, дружище! Мне, знаешь ли, надоело торчать дома и попусту волноваться, ожидая вестей, как вы там и что… А вестей все нет и нет. Ну, я и не вынес. С тех пор, как умерла миледи, а обе дочери вышли замуж, я не могу долго оставаться один, я должен быть с кем‑то из вас. Вот я и приехал в Лондон к моему кузену Гранмеру, он помог мне – и я приплыл во Францию с почтой. Потом я прибыл к королю, и он прислал меня сюда. Со вчерашнего дня я тут только и слышу, что о твоих доблестях и как ты захватил этот город. Отличная была работа, Саймон! Хотелось бы мне быть с тобою в этом деле, да стар я стал. И эта проклятая подагра, чума ее побери! Ну да ладно. А что это случилось с моим Аланом? Он покидал Монтлис глупым мальчишкой, вздыхал о своих возлюбленных и распевал им всякую чепуху, а здесь я нашел его, наконец‑то, мужчиной, каким уж и не чаял увидеть. Это ты сделал из него солдата?
Саймон придвинул Фалку кресло.
– Нет, – сказал он. – Король называет Алана своим поэтом, но Алан способен повести людей в атаку не хуже, если не лучше, чем Джеффри, когда захочет.
Фалк взглянул на Мэлвэллета, скромно стоявшего в сторонке, и, с трудом поднявшись с кресла, шагнул к Джеффри, припадая на больную ногу:
– Я обязан пожать твою руку, сэр Джеффри, если ты не возражаешь. Сейчас идет война, и здесь не место выяснять всякие там распри между нами.
Джеффри почтительно опустился перед Фалком на колено:
– Больше всего я хотел бы, милорд, чтобы так оно и было, – сказал он, – потому что Саймон, Алан и я – неразлучные друзья.
Последовало рукопожатие, и Фалк вернулся в свое кресло, возле которого теперь стояли все вместе трое друзей. Шевалье ушел немного раньше, а Сантой с Гастоном, который был ранен и едва держался на ногах после долгой скачки, пошли искать врача, так что Фалк и трое друзей остались одни. Надув щеки, Фалк переводил гордый взгляд с Алана на Саймона.