Мягкий голос короля умолк. Молчал и Саймон, и тогда король добавил:
— Вы сделали большое дело, сэр Саймон.
— Само дело было довольно простым, сир, — после недолгого молчания ответил королю Саймон. — Это пустяки по сравнению с тем, что затевали заговорщики. Моя заслуга тут невелика, потому что я раскрыл заговор чисто случайно, без труда и даже не имея такого намерения.
— Некоторые из величайших поворотов в истории этого мири произошли благодаря случаю, — сказал Генрих, — и тому, кого перст судьбы избирает и направляет в решающий момент, следует воздавать по его заслугам.
Саймон не отвечал, надеясь, что король скажет что-то еще. То, что король говорил, было интересно Саймону, и хотелось слышать мягкий голос Генриха.
После недолгой паузы Генрих заговорил снова.
— Я вижу, сэр Саймон, вы полагаете, что ваше участие в этом деле ничего не значит, поскольку оно не было сопряжено с тяжкими трудами и предвидением. И все же ваши намерения и какой-то мере здесь видны, ибо, уже зная о заговоре, вы могли бы не предпринять никаких действий или отпустить гонца с его бумагами, а это, наверное, было бы куда легче, чем то, что сделали вы?
— Это было бы предательство, сир, или отсутствие готовности и нежелание защищать особу Вашего Величества и безопасность королевства, — резковато ответил Саймон, словно задетый уже тем, что король допускает такую возможность.
— Это в самом деле так и было бы, сэр Саймон. Вас же ни чем подобном не упрекнешь. Наоборот, вы проявили усердие, верность своему королю и целеустремленность. Не одна лишь случайность привела вас в Лондон, и не случайно то, что в Лондон доставлен ваш узник. Это была еще и решимость, сэр, и здесь сыграли свою роль сила тела и воли, сохранившие вас от разбойников и столь уверенно приведшие ко мне. Вы хмуритесь? Разве то, что я сказал, не правда?
— Это правда, что моя собственная воля и сила помогли мне добраться сюда, сир, — сказал Саймон. — Но моего узника сюда привезли люди Вашего Величества.
Губы Генриха дрогнули от усилия не улыбнуться. Двое или трое джентльменов из Тайного Совета еле слышно хихикнули.
— Хорошо, — согласился Генрих. — Но кто передал узника в их руки?
— Мой лейтенант Грегори, сир, — серьезно ответил Саймон.
Генрих насупил брови, но веселые искорки в его глазах зажглись еще ярче.
— Сэр Саймон Бьювэллет, вы решили окончательно сбить, меня с толку?
— Нет, мой повелитель, — сказал Саймон, — но мне кажется, что Ваше Величество считает моей заслугой то, что заслужили другие.
— Под чьим именем служит этот Грегори? — спросил Генрих.
— Под моим, сир.
— В таком случае, сэр Саймон, согласитесь, что его участие ограничивалось тем, чтобы повиноваться вам, не задавая вопросов.
— Да, это так, мой повелитель.
Генрих, удовлетворенный, кивнул.
— Вы также согласитесь, сэр, что заслуга принадлежит тому, чей разум задумал все дело так удачно, что оно прошло без сучка без задоринки.
— Кажется, это справедливо, сир, — помявшись, сказал Саймон.
— Справедливо, справедливо, — заверил его Генрих. — Я позвал вас сюда, чтобы вознаградить за службу, но никак не могу доказать, что вы заслужили награду. Не уверен, удалось ли мне это только что. Убедил я вас, сэр Саймон?
— Так, сир, что с моей стороны было бы дерзостью оспаривать вашу правоту. В самом деле, если Ваше Величество приняло решение, значит, это решение достаточно убедительно. Только это чистая правда, сир, что я сделал совсем немного.
— Сэр Саймон, согласны ли вы позволить мне оценить важность услуги, которую вы оказали мне?
— Да, мой государь, так как это мне же самому и выгоднее, — с не очень свойственным ему юмором ответил Саймон.
— И сулит вам более высокое положение, — в тон ему сказал Генрих. — Скажите мне, сэр Саймон, что я мог бы сделать для вас? Есть ли что-нибудь такое, чего вы хотели бы, И что я мог бы дать вам? Более высокое положение? Золото? Землю? Говорите.
Саймон встал с места, быстро пробегая в уме уже сложившийся раньше и выношенный замысел. Он взглянул на Генриха, твердо зная, что скажет сейчас, и Генрих, глядя в живые, острые глаза Саймона, знал, что Саймон уже обдумал заранее то, с чем он сейчас обратится к королю. Откинувшись на спинку кресла, Генрих ждал.