— О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.
— Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.
— О, так, значит, это его первая любовь?
— Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.
— В самом деле, пылкое сердце!
— Только возлюбленная его упряма и своенравна.
— И француженка, — мечтательно произнесла Жанна. — В самом деле, мне жаль это сердце.
Джеффри теснее прижал Жанну к себе.
— Оно счастливо — это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины — и что ждет его теперь?
— Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, — сказала Жанна.
— Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.
— О, оно было бы слишком холодно.
— Он мог бы согреть его, дорогая.
— Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому-то другому.
Джеффри встал.
— Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее — со своим сердцем.
— А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? — тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. — Я… я имею в виду — сердце этой женщины…
Джеффри опять сел на перила.
— И его можно покорить, Жанна? — спросил он.
Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.
— И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?
— Нет, англичанин — возлюбленный.
Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.
— Нет, это сердце нельзя покорить.
— Никогда?
— Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина — а он был большой глупый англичанин — так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.
— Английский раб, — сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. — Жалкий проситель у ног маленькой леди.
— Но он был очень сильный и настойчивый, — пролепетала Жанна, роняя пяльцы. — И… и он был одет в темно-красный бархат и знал, что это ему очень к лицу. Он был тщеславный щеголь, сэр.
Джеффри крепко прижал Жанну к своей груди.
— Нет, потому что он снял свою повседневную одежду и нарядился в темно-красный бархат только затем, чтобы понравиться своей леди.
— Павлин, прихорашивающийся, чтобы поразить воображение курицы, — возразила Жанна, разглаживая и поправляя свое скромное красновато-коричневое платье.
— Она была такая прелестная курочка, что он наряжался в бархат, чтобы не показаться серым, скучным малым рядом с такой очаровательной особой.
— О, она не ожидала, что он был серый и невзрачный, — проворковала Жанна на ухо Джеффри. — В своем стальном панцире, с черным султаном на шлеме и в черном плаще, развевавшемся за его плечами, с большим мечом в руке — он был прекрасен!
— Когда ты видела меня таким, Жанна?
— Из окна башни, сэр. Я ненавидела вас тогда. Вас и вашего предводителя, этого ледяного лорда Бьювэллета.
— И Алана?
— Алана? Нет. Он был пленником моей госпожи, а беспомощного человека ненавидеть нельзя… И… и… он так мил с женщинами, — украдкой улыбнулась Жанна.
— Мил? — спросил Джеффри, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. — Придется потолковать с мистером Аланом. Что же, его ухаживания приятней, чем мои? — с этими словами Джеффри поцеловал Жанну в губы.
— Ммм-ммм… мм… гораздо приятнее, — ответила Жанна, как только ей представилась такая возможность. — Потому что он не стискивал меня так грубо и не злоупотреблял моим уединением.
— Потому что он только наполовину мужчина, — сказал Джеффри и поцеловал Жанну снова.
Грудь Жанны часто вздымалась, сначала она отвечала на поцелуи Джеффри, а потом попыталась освободиться из его крепких объятий. Ее шея и щеки раскраснелись.