Всадники приближались, и скакали все быстрее. Саймон больше не тратил времени на разговоры. Он похлопал Богарта по левому плечу и указал назад. Они двигались быстро и одновременно, как две части одного животного. С другой стороны опушки рос густой кустарник, и им удалось забраться глубоко внутрь него по тропе, проложенной лисой или барсуком. Сквозь переплетение ветвей можно было видеть корабль, если хорошенько приглядеться. Они затаились.
Прошло всего четыре минуты с тех пор, как Саймон услышал приглушенное ржание. На полянку выехали девять всадников, ведомые кряжистым мужчиной, одетым гораздо богаче простого солдата. Богарт почувствовал, как Саймон напрягся, — у него пресеклось дыхание.
Махнув рукой, рыцарь отправил большинство своих людей широким кругом объехать корабль. До разведчиков донесся его голос, отдававший приказы оставшимся троим людям:
— Саймон, внутрь. Вы двое останетесь со мной.
Из своего убежища агенты федеральной службы расслышали только, что тот, к кому обращались, высокий и толстый человек, что-то произнес в ответ. Рыцарь расхохотался лающим смехом. Он откинул голову назад, и полуденное солнце высветило серебро в его бороде.
— Топай! Немного порастрясешь свой жир. — В его голосе послышалась нотка нетерпения. — Да побыстрее, жирный бурдюк! Я должен знать, нет ли кого там внутри.
Вздыхая и постанывая, толстяк спрыгнул со своего гнедого и, задыхаясь, залез в разведывательный корабль.
Взглядом следя за хронометром, Богарт молча поднял десять пальцев перед Саймоном. С каждой секундой он зажимал один палец. Как только он зажал последний, внутри корабля раздался приглушенный грохот и вопль агонии, быстро затихший.
— Будто свинье глотку перерезали, а? — сказал Богарт, прижав губы к уху Саймона, но к его удивлению тот даже не улыбнулся.
А на полянке лошади попятились, люди закричали, из открытого люка вырвалось пламя. Через несколько мгновений корабль превратился в пылающий ад, и даже папоротник рядом с ним тоже загорелся.
— Милорд, там никто не выжил! — крикнул один из солдат.
Это-то было очевидным, и столь же очевидно огонь начал распространяться. Так что выбора у них не было. Яростно пришпоривая коня, дворянин галопом повел свой поредевший отряд в сторону двоих беглецов. Богарт начал было поднимать свой кольт, но Саймон удержал его. Он лучше знал лошадей и понял, что те не станут продираться сквозь кустарник, а обогнут его. Так и случилось.
Они лежали неподвижно до тех пор, пока стук копыт не замер вдали. И только когда языки пламени стали лизать ветки в опасной близости от них, Саймон зашевелился. Когда он встал, Богарт заметил, что лицо у него бледное и дышит он прерывисто. Смерть прошла рядом, но ведь частенько они оказывались гораздо ближе к ней.
— Нам пора удирать, Саймон. Они могут вернуться. Саймон!
— Что? Прости, я…
— Я сказал, нам нужно идти. В бордель, и как можно скорее. Этот здоровяк натравит на нас всю округу.
— Да. Да, ты прав.
После этого Саймон не произнес ни слова, пока они не сменили свою одежду на грязно-коричневые одеяния, которые предпочитали местные крестьяне. По его настоянию они зашвырнули кольты в огонь, чтобы те расплавились. Богарт было воспротивился, но Саймон рыкнул на него:
— Дурак. Если бы ты не дремал на занятиях, когда говорил Стейси, то знал бы, что кольты запрещены. Как и все другое оружие, кроме мечей и прочей рухляди того же периода. Стоит кому-то что-то заподозрить, и нас застукают. Ясно?
Богарт молча кивнул. Саймон отвернулся, но потом снова посмотрел на своего товарища.
— Богарт, прости. Кое о чем я тебе никогда не рассказывал. Потому что думал… ну… думал, нет нужды. Но вскоре, когда доберемся до борделя, расскажу.
— Саймон, я знаю, что ты родом с Сол Три. Я почувствовал, как ты напрягся, когда появились эти люди. Ты знаешь их. Правда?
Не глядя на него, Саймон ковырял землю носком ботинка.
— Да. Да, я знаю этих двоих. Толстяка, который погиб, Саймона — моего тезку. И дворянина. Его я знаю лучше всех.
Богарт зашагал в ту сторону, где должна была быть деревня, смущенный глубиной чувств Саймона. Через плечо он бросил то, что счел словами одобрения:
— Будем надеяться, что мы с ним больше не встретимся.
Ярость, прозвучавшая в голосе Саймона, заставила его замереть. Голос был холодным и сухим, как лунная пыль.