32
Я услышал голос, пришедший откуда-то со стороны.
— Желал бы я знать, утро сейчас или ночь?
Если утро, встал бы и прогулялся, а ночь — так пошел бы спать.
Размышляя над этим, я вдруг понял, что этот голос принадлежит мне.
33
Я считал тварюг.
— Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.
Одиннадцать.
Двенадцать.
Тринадцать.
Четырнадцать.
Твари стали сами выкликать свои номера, не успевал я раскрыть рта.
— Пятнадцать.
— Шестнадцать.
34
У меня появились дурные предчувствия.
35
Очень дурные предчувствия.
36
Дурные предчувствия преследовали меня с самого момента рождения.
Как можно меня простить? И все же…
Я стал вспоминать.
Знаете, и голос у меня сел. Стал таким сиплым, что даже тоскливо.
Ненавижу такие голоса.
Совершенно ни на что не похожий голос.
37
Я стал чувствовать себя… немного лучше.
Да, в самом деле.
У меня появилось замечательное, прекрасное, просто волшебное чувство.
38
Видите? Мой голос молодеет.
Все больше и больше.
39
Я взял корзинку с «Генрихом IV» и пошел к реке, что течет на шестом этаже.
Сегодня дул такой сильный ветер, какого я здесь никогда не встречал.
Почти весь солнечный свет отнесло в небеса, отчего стало темно, как ночью.
Я опустил корзину на речную гладь.
Ветер был настолько крепок, что вода у берега струилась против течения. Проплыв немного в этом направлении, корзинка наконец присоединилась к стремнине и поплыла куда нужно, вниз по течению.
40
В небе что-то летело, но было так темно, что не разобрать.
Вскоре между туч в небе прорезался пучок солнечных лучей, похожий на свет от прожектора, упавший на летевший женский силуэт.
Два сверкающих белых крыла, каждое размером больше ее самой, вставали за спиной. Я не мог себе представить, что могло вынудить эту молодую женщину в такую погоду пуститься в полет.
Видно, она еще не очень хорошо справлялась с крыльями, и порой ее сносило ветром в сторону. Воздушные потоки играли ее телом. Внезапно спикетировав, она достигла речной поверхности, после чего снова взмыла на сотню ярдов ввысь.
— Большой братец, большой братец, — доносились ее слова.
Женщину засосало турбулентным потоком, оторвав крыло, которое унесло точно перышко.
Кружась в воздухе, она стала падать в реку, далеко вниз по течению.
41
Я отправился в супермаркет за покупками.
Пять черных костюмов. Широкополые шляпы «борсалино». Я смотрел в глаза эксперта, составившего «Энциклопедию гангстерских аксессуаров», он отвечал встречным взглядом, и мы ждали, кто первый рассмеется. Вот как я выбирал себе одежду.
Автоматы. Пистолеты. Обоймы. Ножи. Еще набор карамелек на палочке. Коричные, мятные, кокосовые.
Девушка на кассе одарила меня такой радушной улыбкой, будто готова была обнять и расцеловать.
— Господин будет играть в гангстеров?
— Господин собирается стать гангстером.
— О боже!
— Не трудитесь все это пробивать. Я вас просто ограблю.
— Ой-ой!
«Пользуешься шампунем „Велла“, — хотелось ей сказать. — Запах как от Книги Песен».
Вытащив автомат из тележки с покупками, я направил ствол на пять дюймов выше головы кассирши. Она совершенно ушла в аппарат, выбивая сумму.
— Простите, вы не заткнете уши? Сейчас будет довольно шумно.
— Ой-ой!
Девушка перестала стучать на своей дурацкой машинке и зажала уши ладонями. Какая покладистая.
— Так хорошо?
— Да, спасибо. «Домо аригато».
Я нажал на спусковой крючок.
42
Осторожно следуя по залам музея со свисающим с плеча автоматом, я что-то искал.
— Вы ко мне? По какому делу? — заносчиво спросил бронзовый старик с пьедестала.
— Нет, к вам у меня никаких дел нет, — ответил я.
— Никаких дел ко мне? Совсем никаких? Что же, я не представляю для вас интереса?
— Ищу другого старика, не вас.
— Я тоже старик. Разве не так?
— Слушайте, у меня нет времени с вами разговаривать. Я тороплюсь.
— А, тогда мне все понятно. Ты просто вшивый, дубиноголовый супер-пупер-остолоп, вот в чем твоя проблема. Проваливай отсюда, тупая задница!