- Это был человек, который мог играть на уровне гроссмейстеров, но он просто не хотел. Он даже в турнирах старался не участвовать, и как мне объяснили, он в больших турнирах проигрывал специально! Что у него в голове было - никому не известно.
Он мог стать шахматным гением, но вот незадача - его могло отвлечь лишнее движение руки, он мог просто сдаться в победной позиции, или, по крайней мере, в ничейной. Я часто вспоминал нашу игру, и много лет я не мог себе признаться, что он играет лучше. А он играл лучше. И я победил лишь благодаря своей ошибке!
- Как это? - вырвалось у Виктора - Никогда бы не поверил, что возможно проиграть благодаря собственной ошибке!
- Я бы сам никогда в такое не поверил. У нас была очень напряжённая игра, баланс сил практически ни разу не нарушался. Он был настолько поглощён игрой, что уже просто не реагировал на происходящее вокруг. Его не беспокоил ни мой кашель, ни то, что кто-то двадцать минут громко беседовал между книжными рядами. Я тогда понял, что шансы на победу у меня крайне ничтожны. И очень быстро я допустил серьёзную ошибку - непростительную ошибку. Я сразу сообразил, что мне грозит мат в три хода. Задача юношеского уровня. Но - чудо или сбой в его гениальной голове? - он сделал ещё более грубую ошибку. Как будто мой неверный ход разрушил все его умственные конструкции. Он не только не ожидал от меня такой ошибки, он даже, вероятно, не рассматривал такого варианта событий. И после этого он делает свой ход, открывает короля... И я серией из нескольких шахов разрушаю всю его защиту, и ставлю мат.
- Да, Гарри, - протянул Виктор, - Интересная история. Я рад, что ты ею со мной поделился.
- Я её никому не рассказывал. Но после игр с Deep Blue я понял, что Deep Blue - это тот парень. Только не подумай, что я сошёл с ума: я имею в виду только то, что происходит за шахматной доской. Вот именно поэтому я говорю «всего лишь»! Deep Blue - машина, её никто не сможет отвлечь и она никогда не потеряет интерес к игре, и на ошибки она будет отвечать только так, как полагается машине: беспощадно и до полной победы.
Каспаров хотел было ещё отхлебнуть из чашки, но сразу оторвал её от губ:
- Кофе остыл! Ты куда подорвался?
- Я могу ещё сделать.
- Спасибо, но не надо. Что скажешь про Deep Blue?
- Даже не знаю. Это сильная программа, в неё заложен опыт тысяч игр, твоих в том числе. По сути, ты играешь с шахматным справочником всех времён и народов.
- Ха-ха, это точно! Твоё чувство юмора меня всегда подбадривало!
- Ну что, Гарри, пойду, потому что тебе через десять минут на игру, а у меня тоже дело небольшое ещё есть, прежде чем займу своё место...
- Не торопись, Виктор, - остановил Гарри своего собеседника, - ты же знаешь, что я не люблю перед важными событиями заканчивать разговоры с акцентами на этих самых событиях.
- Рассказывать анекдоты тоже глупо будет, - Виктор посмотрел на Каспарова, и они оба расплылись в улыбке, как два человека, которые одновременно вспоминают смешную историю, в которой были замешаны.
- Да, помню тот случай. У него трясутся руки, а ты - успокаиваешь его анекдотами! Это надо было видеть со стороны, Виктор!
- Но, что самое интересное - помогло ведь!
- Ему-то помогло... - задумчиво протянул Каспаров. - Ты лучше скажи, как твоя семья поживает после переезда?
- У нас всё прекрасно, супруге район нравится: рядом школа, хороший супермаркет, очень спокойно, много зелени вокруг. Детям, конечно, придётся ещё привыкнуть.
- Это хорошо, я рад за твои успехи. Переезжать всегда трудно, хотя - кому как, наверное. Некоторые люди не могут и полугода прожить на одном и том же месте.
- Для таких давно придумали дома на колёсах, - в очередной раз сострил Виктор, и его шутка пришлась по душе шахматисту.
После небольшого расслабления, которое дарит беседа на отвлечённые темы, двое старых друзей вернулись к действительности.
- Ну что, теперь мне точно пора идти. Я буду болеть за тебя! Удачи, Гарри! - сказал Виктор и быстро зашагал прочь.
Каспаров ничего не ответил, только кивнул головой в знак благодарности. Через несколько минут он в последний раз посмотрел на Нью-Йорк. Огромный живой город, а здесь такая тишина. Гроссмейстер привёл себя в порядок и ушёл в пустой зал. Там была только шахматная доска. Вернее, он видел только её.
Тысяча девятьсот девяносто седьмой год считается годом великого перелома. Этот перелом был скорее морального характера, чем физического. Хотя даже странно, почему происшедшие события принято считать переломом, потому что человечеству ничего не угрожало, даже наоборот - оно ускорялось в своём развитии, начиналась новая эпоха, открывались новые возможности. То, что переломило ход истории, не что иное, как изобретение человека.