Сайрион стоял и смотрел на город. Его так и подмывало поверить, что он пуст, что это одна из созданных людьми громадин, покинутых столетия назад, когда пески пустыни подползли к их порогу. Конечно, город был древним. И все же в нем не было ни малейшего намека на заброшенность, на неопределенную тоску нежилого дома.
Интуитивно Сайрион знал: как он смотрит на город снаружи, так и другие бесшумно смотрят изнутри на Сайриона.
Что они видели? Молодого человека, высокого и стройного, обманчиво элегантного, что само по себе удивительно, так как он месяцами путешествовал по пустыне, по караванным путям и редким, занесенным песком дорогам. Он был одет в свободную темную одежду кочевников, но скинул широкий капюшон, чтобы продемонстрировать отсутствие загара кочевников. На боку у него висел меч в ножнах из красной кожи. Солнечный свет высветил серебристо-золотой отблеск на рукояти меча, такой же, как цвет его волос. Его левую руку украшали кольца, от которых, по-видимому, его не смог освободить ни один бандит. Если бы наблюдатели из города могли различить, что Сайрион красив, как сам архидемон, то они не были бы первыми, кто это заметил.
Затем раздался гулкий скрежет двух бронзовых ворот, освобожденных от засова и втянутых внутрь на полозьях. Путь в город был открыт, но теперь его преграждала толпа. Молчаливые, одетые в черное мужчины, женщины, даже дети с одинаковыми лицами одинаково смотрели на Сайриона. Они смотрели на него так, словно он — свет последнего дня их жизни, блеск последней монеты в пустом сундуке.
Ощущение его жизненной важности для них было настолько сильно, что Сайрион отвесил толпе низкий, полунасмешливый поклон. Распрямившись, он увидел, как сквозь толпу прошел человек и вышел из ворот.
Мужчина оказался ростом с Сайриона. Обладатель сурового лица, загорелого, но желтоватого, крыльев черных волос под изукрашенным венцом и ожерелья из темного золота с драгоценными каменьями. Его взгляд также был прикован к Сайриону и походил на взгляд влюбленного. Или голодного льва, созерцающего оленя.
— Господин, — поинтересовался черноволосый, — что привело вас в наш город?
Сайрион лениво махнул окольцованной левой рукой.
— У кочевников есть поговорка: «После месяца, проведенного в пустыне, удивляешься даже мертвому дереву».
— Значит, только любопытство, — проговорил мужчина.
— Любопытство, голод, жажда, одиночество, усталость, — добавил Сайрион. Глядя на Сайриона, мало кто мог подумать, что он все это испытывал.
— Еду, питье и отдых мы вам дадим. Но мы не станем рассказывать нашу историю. Удовлетворять любопытных — не наше дело. Наша еда груба и проста. Мы ждем избавителя. Мы ждем его в рабстве.
— Когда он должен появиться? — спросил Сайрион.
— Вы, возможно, и есть он.
— Я-то? Вы мне льстите. Меня много раз называли спасителем, но никогда — избавителем.
— Господин, — сказал черноволосый, — не шутите над несчастьем этого города и над его единственной надеждой.
— Я не шучу, — ответил Сайрион, — но рискну предположить, что вы хотите от меня какой-то услуги. Избавители обязаны трудиться. Полагаю, во имя вашего народа. Что вам нужно? Давайте разберемся.
— Господин, я Мемлед, принц этого города, — представился мужчина.
— Принц, но не избавитель? — перебил Сайрион, глаза его расширились в оскорбительном изумлении.
Мемлед опустил глаза.
— Если вы хотите пристыдить меня этим, это ваше право. Но вы должны знать, что мне мешают обстоятельства.
— Ну конечно. Разумеется.
— Я безропотно перенесу вашу насмешку и снова спрошу: станете ли вы действовать от имени города?
— И я снова спрошу вас: что я должен делать?
Мемлед поднял веки и снова посмотрел на Сайриона.
— Мы в плену у чудовища, демонического зверя. Он обитает в пещерах под городом, но по ночам бродит на воле. Он требует плоти наших мужчин в пишу; он пьет кровь наших женщин и наших детей. Он защищен древней магией, договором, заключенным сто лет назад между правителями города (да будут они прокляты!) и ордами дьявола. Никто из рожденных в городе не в силах убить зверя. И все же есть пророчество. Чужестранец, герой, который отважится подойти к нашим воротам, одолеет его.