— Значит, вы действительно не можете говорить об этом? Успокойтесь, мой друг. Он очень умело говорит сам за себя.
Мемлед закрыл лицо руками и отвернулся.
Сайрион вышел через дверь. Вскоре бледный, но достаточно спокойный Мемлед последовал за своим героем-гостем. Черные охранники заперли сокровищницу.
— А теперь, — сказал Сайрион, — поскольку я не могу противостоять вашему зверю, пока он не выйдет ночью из своих пещер, я собираюсь поспать. Мое путешествие через пустыню было трудным, и я уверен, вы согласитесь, что свежесть в бою необходима.
— Господин, — ответил Мемлед, — дворец в вашем распоряжении. Но пока вы спите, я и еще несколько человек будем рядом.
Улыбнувшись, Сайрион заверил его:
— Друг мой, это ни к чему.
— Господин, вам лучше не оставаться одному. Простите мою настойчивость.
— Какая тут может быть опасность? Зверь не представляет угрозы, пока солнце не сядет. Есть еще несколько часов.
Мемлед выглядел встревоженным. Он протянул руку, указывая на город за стенами дворца.
— Вы настоящий герой, господин. Некоторые люди могут подкупить страху. Они могут войти во дворец и нарушить ваш отдьгх вопросами и шумом.
— Мне показалось, — удивился Сайрион, — что ваш народ необычайно спокоен. Но если нет, то пусть приходят.
Я крепко сплю. Я сомневаюсь, что что-нибудь разбудит меня до заката, когда это сделаете вы, принц, или кто-то другой.
Лицо Мемледа, выдающее его настроение, на мгновение смягчилось от облегчения.
— Вы спите так глубоко? Тогда я соглашусь позволить вам спать одному. Разве что, может быть, к вам прислать девушку?
— Вы слишком добры. Однако я отказываюсь от девушки. Я предпочитаю выбирать себе дам после боя, а не до.
Мемлед улыбнулся натянутой и нервной улыбкой. За ней проступала неприязнь к себе, вина и стыд.
ДВЕРИ В РОСКОШНУЮ КОМНАТУ, предназначенную для отдыха Сайриона, были закрыты. В серебряных чашах горели ароматические смолы. Пронзительное послеполуденное солнце скрывалось за ставнями из крашеного дерева и расшитыми драпировками. За закрытыми дверями музыканты играли чувственную тихую музыку на трубах, барабанах и гирзах. Все располагало ко сну. Но не для Сайриона.
Вопреки своим словам, спал он чутко. В городе зверя у него не было ни малейшего желания спать. Другое дело — уединение. Заперев изнутри двери покоев, он бесшумно прошелся по комнате, оценивая ее возможности. Он приоткрыл ставню и окинул взглядом сверкающие крыши дворца и сухую зеленую пальмовую тень садов.
Повсюду город нес свою бессловесную вахту. Сайрион задумчиво ощутил его напряжение, словно огромное единое сердце, балансирующее между двумя ударами.
Одно сердце или две челюсти, которые вот-вот сомкнутся…
— Сайрион! — настойчиво произнес чей-то голос.
Увидеть в этот миг, как преобразился Сайрион, означало открыть для себя что-то новое о его природе. Вот он — беспечный бездельник, стоящий у окна, а через долю секунды — взведенная пружина. Правая рука наготове на рукояти меча. Она скользнула туда настолько быстро, что человеческий глаз не смог бы этого заметить. Однако ритм его дыхания нисколько не изменился. Но, обнаружив перед собой пустую комнату все в том же виде, он ни на толику не изменил своей позы.
— Сайрион! — снова раздался голос из ниоткуда. — Молю небо, чтобы у вас хватило хитрости солгать им, Сайрион!
Сайрион, казалось, ослабил свою исключительную бдительность. Однако это было не так.
— Небеса, несомненно, наслаждаются вашими молитвами, — сказал он. — Могу ли я насладиться вашим видом?
Голос был женским, выразительным и очень красивым.
— Я в тюрьме, — сказал голос, запнувшись лишь самую малость. — Я хочу предупредить вас. Не верьте им, Сайрион.
Сайрион стал расхаживать по комнате. Небрежно и изящно он раздвинул драпировки своим мечом.
— Они предложили мне девушку, — задумчиво произнес он.
— Но не они ли предложили тебе верную смерть?
Сайрион закончил обход комнаты. Он выглядел удивленным и веселым.
Он быстро опустился на колени и распластался на полу. В мозаичном узоре пола отсутствовала круглая деталь. Заглянув туда, он увидел тусклое пространство, освещенное единственным мутным источником света за пределами видимости. Прямо внизу, в темноте, которая, должно быть, была полом, лежала девушка, уставившись на него блестящими дикими глазами. В полумраке она больше походила на цветок, сотканный из света, чем на реальность: колеблющаяся в воздухе фарфоровая белизна, волосы, как золотые цепочки из сокровищницы, лицо, как у резной статуэтки богини, тело прекрасной блудницы, прежде чем она начнет торговать собой, — все еще девственницы. И на ее талии, запястьях, лодыжках — железные цепи, прикрепленные к колышкам, вбитым в землю.