— А потом, — загремел Джолан своим хриплым скрежещущим голосом, — судьба взяла верх. В бедных кварталах Тебораса разразилась чума. Она была неизбежно фатальной. Такие болезни распространяются, как лесной пожар, и тот, кто может себе это позволить, старается бежать из города. Но покидающие свои дома отдают их в руки мародеров. Поэтому я отослал наших слуг в поместье моего покойного отца в нескольких милях от города. Этот дом самодостаточен, у него есть свой колодец, и также я поспешно снабдил нас мясом и хлебом. Как и большинство других, обладающих такой же возможностью, я намеревался запереть внутри нашу семью, не поддерживая никаких внешних контактов, пока чума сама не выгорит. Радри отказался уйти с остальными слугами, что же мне оставалось делать? Боюсь, я позволил чувствам ослепить меня и разрешил ему остаться с нами. Я по глупости полагал, что верность нашему имени и дому преодолеет его низкопробное злодейство.
— НЕУЖЕЛИ? — ПРОРЕВЕЛ РАДРИ. Он рванулся вперед, покраснев, его мышцы вздулись. — И ты ожидал, что мы поверим в твою инфантильную выдумку? Чума! Какая чума? Я никогда не видел и следа ее. Ты лгал, чтобы нас окружили стеной по твоему приказу, держал нас всех прижатыми к своему ногтю. Но ты был слишком слаб, чтобы даже тогда править нами. Твои сестры должны были потакать тебе, а я… я остался, чтобы защитить Мариваль, но мне это не удалось.
Он схватил Джолана за шею и начал сжимать ее через воротник. Джолан в свою очередь выхватил кинжал. Сабара отвернулась, ее лицо застыло. Сайрион сидел неподвижно и наблюдал, как жрец-лекарь Налдин скользнул вперед и положил свои длинные холеные ладони на плечи обоих мужчин.
— Нет, нет, — вкрадчиво пробормотал он, — не сейчас. Вы не должны драться. Этот джентльмен здесь для того, чтобы нас судить. Как он может судить, если вы тратите время на драки?
Джолан и Радри разошлись в стороны. Радри бросился на кушетку и принялся угрюмо потирать грудь на обезьяний манер. Джолан, перестав расхаживать, опустил голову и продолжил свою версию событий.
ОКАЗАВШИСЬ ВЗАПЕРТИ ВМЕСТЕ, не имея возможности ни отвлечься друг от друга, ни уйти, участники драмы быстро довели дело до конца. Мариваль излила свое презрение и ненависть на Радри в обмене оскорблениями, разносившимися из ее комнаты по саду, откуда их отчетливо слышала Сабара. Затем Мариваль пришла к Джолану, признавшись, что боится какой-нибудь мести со стороны развратного управляющего. Джолан решил, что, каков бы ни был риск, Радри следует прогнать, и собрался прямо сказать ему об этом после обеда. Однако во время обеда Мариваль заболела. В полночь она умерла, и Джолан никогда не мог простить себе, что не сделал задуманного раньше. Он был застигнут врасплох, вообразив, что Радри предпочтет физическое насилие более изощренному отравлению. Но в келье Налдина хранилось много трав и лекарств, в том числе и смертельных, а управляющий, вероятно, был тайным взломщиком, и для него слишком легко оказалось раздобыть какую-нибудь смертоносную гранулу и позволить ей упасть в кубок с вином, который он и подал Мариваль. Вместо того чтобы дать ей возможность наслаждаться счастьем, выйдя замуж за человека ее положения, этот негодяй убил ее самым мучительным и медленным способом, какой только мог придумать.
ДЖОЛАН СНОВА ЗАПЛАКАЛ. Он растянулся на краю той же кушетки, на которой сидел надутый Радри, и уткнулся лицом в подушки.
— Я думаю, — сказала Сабара, обойдя кушетку и оказавшись лицом к лицу с Сайрионом, — что вы уже представили самый романтичный и милый образ моей прекрасной покойной сестры. Я уверена, что вы уже наполовину влюблены в нее, несмотря на то, что она — труп. Прежде чем мы продолжим, у меня есть невеликодушное, но жгучее желание исправить ваше впечатление.
Сабара долго и напряженно смотрела через плечо на забальзамированную женщину, лежавшую на кровати. Глаза Сабары остановились на просвечивающих соблазнительных изгибах, черной, как ночь, волне волос, изящном лице, казалось, только и ждавшем поцелуя любовника, который ее разбудит.