Кроме того, поведение и внешний вид того человека было трудно игнорировать.
Темные волосы и шелковистая оливковая кожа, распространенная в этих краях, лоб перевязан золотом, а алая мантия, длинная, как у ученого или врача, расшита причудливыми золотыми символами. Три бледно-фиолетовых аметиста свисали с его левого уха. Дьявольски эффектный, он вошел в прохладный сад дорогого постоялого двора. Два человека, как шакалы, последовали за ним (явно телохранители, пара злобных садистов, покрытых шрамами и рубцами от старых сражений и жаждущих новых), расталкивая несчастных посетителей, когда он устремился вперед между кадками с цвета-ми. Их руки лежали наготове на рукоятях мечей, а перчатки были покрыты шипами. И никто не бросал им вызов. Они поднялись по ступенькам рядом со своим хозяином и остановились за ним, когда он сел. Он расположился на верхней террасе, ближайшей к кухонному крылу, среди мозаичных колонн и в благоухающей тени апельсиновых и коричных деревьев, не далее чем в десяти футах от того места, где Сайрион склонил свою серебристо-солнечную голову, а Марема — свою угольно-черную над интеллектуальной игрой. Внизу, в открытом дворе с цветами и пальмой, невольно служившей зонтиком под полуденным небом, мужчины и женщины тревожно обрывали разговоры или продолжали их лишь шепотом. Те, кого оттолкнули, поднялись и молча заняли свои места. И, как ни странно, в этом огромном прибрежном городе Джебба, где смотреть было так же естественно, как дышать, все отвели глаза в сторону и больше не смотрели.
Вскоре появился сам хозяин гостиницы. С расстояния менее десяти шагов можно было заметить, как пот блестит на его внезапно позеленевшем лице. Он поклонился темноволосому.
— Чем я могу служить вам, господин Хасмун?
Темный человек улыбнулся.
— Угрей, жаренных в масле, и немного айвового хлеба. Кувшин черного, очень холодного.
Трактирщик отступил на четверть шага, вернее, попытался сделать это на дрожащих ненадежных ногах.
— У нас нет угрей, лорд Хасмун.
Один из шакалов нетерпеливо зашевелился, но Хасмун остановил его ленивым движением.
— Тогда, — тихо сказал Хасмун, — принеси угрей, хозяин.
Трактирщик быстро, насколько позволял его вес, побежал в кухонное крыло позади дома. Через минуту оттуда в сад прокрались мальчишки с айвовым хлебом, черным вином Джеббы, обложенным льдом, и известием, что другие рыщут по рыбному рынку.
Хасмун попробовал вино. Шакалы заерзали.
Хасмун тихо рассмеялся.
— Хорошая жизнь не для вас, ребята, а? Ну что ж, идите и поиграйте немного на улице, мои милые.
Телохранители ушли, но разговоры в саду не стали громче и никто не поднял головы.
Пока Сайрион не поднял своей, чтобы спросить через борт «лотоса и осы»:
— С кем и с какой стати?
— Мне следовало бы попридержать язык, — очень тихо ответила Марема, — но я подумала, что ты его заметил.
— Хозяин гостиницы? О, мы старые друзья, — пробормотал Сайрион. Он, казалось, запомнил игру и аккуратно захватил две фигуры Маремы, прежде чем она смогла понять ход. — Может быть, ты и прекрасна, как ангел, душа моя, но слишком предсказуема для хитрой повелительницы ночи. Брось это, любимая.
Выиграв в «лотос и осу», Сайрион решил позволить Мареме выиграть другую игру.
— До меня уже дошли слухи о Хасмуне. Но почему я должен остерегаться его?
— Не только ты, мой дорогой. Все мы. Его называют кукольником. Ты знал?
— Значит, он делает кукол. Торговля игрушками — несомненно, очаровательное ремесло.
— Это не те куклы, с которыми играют дети, — хрипло произнесла Марема, как будто ее голос пытался добраться до самого горла. — Это такие куклы, которых маг создает по образу тех, кого он хочет убить, а затем втыкает им иглу в печень.
— Хасмун — аптекарь, хотя, по слухам, и маг. Работает ли этот трюк?
Марема пискнула, будто ее голос, дойдя до нижнего предела, превратился в писк ее любимицы крысы-го-лубки.
— Трое уже умерли, а другие, перешедшие ему дорогу, или ослепли, или у них болят конечности и они не могут ходить. Он смотрит на нас.
Сайрион откинулся на спинку стула и медленно повернул голову. Полуденное солнце, просвечивающее сквозь апельсиновые деревья, осветило его элегантную шелковую одежду и превратило волосы в чистый свет. Подходящий нимб для чудесного лица, сравниваемого Маремой с ангельским, хотя трудно понять, небесный то ангел или падший. Хасмун смотрел в их сторону открыто и весело. Он встретил взгляд и ослепительную улыбку Сайриона. Хасмун прикрыл глаза, наслаждаясь всем этим, как, казалось, и Сайрион.