В эти ночные часы бледная как полотно Марема расхаживала взад-вперед по своим изысканным покоям. Она не могла успокоиться и даже иногда рвала на себе волосы, инстинктивно вспоминая свое первобытное начало.
Мягкий стук в дверь за два часа до рассвета привел ее в чувство. Она подлетела к двери и, распахнув ее, впустила дружелюбно улыбнувшегося ей Сайриона, более бледного, чем она, и худого, как человек после месяца лихорадки. Он был плотно закутан в плащ и в одной руке держал пару тонких глиняных кувшинов с вином, которые продавались в любое время в гавани.
— Я не вынесу этого… — застонала Марема.
— Тихо, — прошептал он и закрыл дверь. — Я интересно провел время в припортовом амбаре и напугал крыс своими корчами. Аптекарь закончил со мной еще на одну ночь.
— Я покончу с собой, — сказала Марема. — Ты спрятался в припортовом амбаре, чтобы я не видела твоих мучений. Но твое страдание — мое…
— Не совсем, — ответил Сайрион. — Наслаждайся.
— Неужели у тебя нет никакого плана?
— Я собираюсь выпить портового вина.
Не снимая плаща, он откупорил кувшин, налил напиток в два синих хрустальных бокала и протянул ей один. Девушка отпила неохотно и машинально, потом со вздохом уронила бокал на ковер и растянулась рядом. От пролитого вина поднимался слабый запах — аромат наркотика, который Сайрион растворил в нем. Он поднял Марему и положил на кровать. Затем бесшумно подошел к туалетному столику, над которым в клетке чирикала крыса-голубка.
ДЕСЯТЬ ОХРАННИКОВ МАГАЗИНА Хасмуна сидели и играли в кости в темной комнате между стеллажами с зельями и ядами, а над ними возвышалось чучело кобры. Прерывисто горели три или четыре лампы, освещая игрокам их броски. Через час солнце поднимется из пустыни за окраиной Джеббы, и дневная стража сменит их. Сегодня вечером еще перепало немного веселья. Бормотание заклинаний, гудение невидимых труб, горячее движение воздуха предвещали пробуждение темных сил. Затем маг за занавесом из львиной шкуры замолчал, крутя булавки. Никто из головорезов Хасмуна никогда не был свидетелем его колдовства. Они знали, что лучше не шпионить, не имея никаких амбиций в этой области. Они отпустили дурацкую шутку по поводу судьбы Сайриона, но, когда они заговорили об этом, глаза их остановились — и кости зазвенели еще громче.
Это была чудовищно сложная игра в кости на деньги. Стало тихо, словно кто-то нянчился с костями и умолял какого-то крысиного ядовитого личного демона быть великодушным. И в этой тишине началась большая суматоха. Казалось невероятным, что она возникла внутри магазина, в его глубине. Звон посуды, крики и рев, в которых имя Хасмуна смешивалось с проклятиями.
Стражники побежали за львиную шкуру в комнату, где слышался скрип шагов, но не нашли никаких других признаков незваного гостя. Вскоре зажгли настольную лампу, осветив пол, покрытый слоем черепков от разбитого кувшина, который, по-видимому, был заброшен в комнату через окно. Крики тем временем прекратились. Прежде чем кто-либо из охранников смог пробраться сквозь стеллажи к узкому окну, раздался резкий и тревожный звук, донесшийся из передней части аптеки. Как единый организм, десять охранников метнулись из освещенной красным светом комнаты и снова нырнули внутрь магазина, а оттуда к двери с бисерными нитями. Дверь, не запертая на засов и широко распахнутая, пропустила второй сосуд, на этот раз наполненный горящей смолой, которая только что разнесла его на тысячи осколков во все стороны. Пока охранники, ругаясь, пинали ногами раскаленные обломки, на улице, дико пританцовывая, появился призрак.
Это была худая и жалкая фигура моряка-оборванца с безумно искаженным темно-коричневым, заросшим черной щетиной лицом. Голову его обматывал неописуемо грязный матросский полосатый платок, сам он был одет в отвратительные лохмотья с многочисленными навесными карманами, весь пропах битумом и перегаром. Матрос проклинал Хасмуна множеством проклятий.
Трое охранников попытались схватить привидение, но оно отскочило в сторону.
— Да ниспошлет дьявол несметные кары на Хасмуна, воняющую тухлятиной свинью! — завопил моряк. — А вы, его вонючие приспешники, слепленные из свиного навоза и оживленные собачьей мочой, да будете замаринованы в собственном гное, пока море не потребует соли!
Пятеро стражников погнались за матросом, который тут же скрылся, хотя и поощрял их к преследованию дальнейшими подробностями об их достоинствах. Пройдя половину улицы, все, кроме двоих, остановились, вспомнив о своих обязанностях в лавке мага. Те двое, что неслись следом за матросом, галопом обогнули угол и оказались в неосвещенном переулке. В следующую секунду их обоих, задыхающихся и полузадушен-ных, швырнуло на землю, их глотки ужасным образом соединились с тонким шнуром, который несколько минут назад матрос привязал поперек дороги, а затем, убегая, поднырнул под него.