- А такси? - растерянно спросил он, чувствуя, что у него начинает кружиться голова от ирреальности происходящего.
- Такси? В нашем городе? В такой час? Ха-ха-ха. - Она произнесла последние три слога раздельно, почти басом. Максим фыркнул.
Город... значит, это все-таки город... велик ли он?
- Что ж, премного вам благодарен, - сказал он, невольно включаясь в игру. - Мне и в самом деле некуда деваться.
Фонарь за спиной скрипнул, предостерегая, и Максим вдруг увидел затаенную насмешку в поблекших глазах старухи. А вдруг это Баба-Яга, подумалось ему, и завлечет она меня в свою избушку на курьих ножках, и засунет меня в горячую печь... чтобы зажарить к завтраку...
- Идемте, юноша, - старуха величавым жестом указала в сторону деревьев, из-под которых она вышла на площадь. - Камера хранения, само собой, сейчас закрыта, так что вам не удастся избавиться от вещей. А я вам не помощница.
- Куда уж... - хмыкнул он, вешая на плечо сумку и хватая чемодан за поводок. - Спасибо за приглашение. Я готов.
- Готовность - это внутреннее состояние, - сообщила старуха. - Не бросайтесь словами понапрасну.
Разинув рот, Максим уставился в сгорбленную спину - старуха уже зашлепала к деревьям. Ну и...
Он двинулся следом за аборигенкой. Чемодан запрыгал по неровному асфальту, как юный бегемотик, сумка завела старую песню - раскачивалась и колотила по спине... но теперь Максим совершенно не замечал всего этого, стремясь не отстать от старухи, удиравшей от него с неожиданной резвостью. Черные деревья надвинулись и накрыли своей тенью платок, кофту, юбку... он перешагнул через границу, отделявшую свет от тьмы, и словно погрузился в другое пространство и время, в мир отсутствия телесности... но чемодан быстро напомнил ему, что это не так.
Что-то знакомое почудилось ему в узкой темной улице без единого фонаря, на которую он вышел вслед за старухой. В слабом свете едва народившейся луны виднелись деревянные невысокие дома с распахнутыми настежь окнами (жара, тишина...), с фасонистыми крылечками перед дверями... а между домами тянутся аккуратно выкрашенные заборы с нарядными воротами и калитками... узкий тротуар, вдоль которого пышнеет газон с черной травой и белыми даже в ночи березами... что-то не просто знакомое, а очень близкое...
Бельчонок с темными тоскующими глазами и сломанной передней лапкой... Юный белый крыс, умудрившийся так повредить свой розовый голый хвост, что половину этого столь необходимого крысу отростка пришлось удалить хирургическим путем... спокойный добродушный ветеринар - молодой, круглолицый, со смешными тонкими усиками, ни к селу ни к городу торчащими у него под носом...
Старуха остановилась возле одной из калиток и, задрав длинный подол кофты, начала ощупывать собственный бок, словно вдруг засомневалась в целостности своего тела. В следующую секунду послышалось металлическое бряцанье - откуда-то из неведомых областей своей одежды старуха извлекла связку огромных ключей. Она долго искала нужный, наконец нашла и принялась отпирать калитку.
- Вы уж извините меня, милейший, что вынуждена вести вас через двор, - заговорила она, продолжая ковыряться в замке, - но парадная дверь у меня сегодня не функционирует. Я решила произвести некоторый ремонт в сенях, ну, и по необходимости кое-какие вещи сдвинула к самому входу. Надеюсь, вы не в претензии.
- Ничуть, - заверил аборигенку Максим, млея от изысканности провинциальной речи. - Мне все равно.
- Даже если это не так, - пробормотала старуха, совладав наконец с калиткой и распахивая ее, - изменить что-либо в настоящий момент невозможно.
Кто она, эта удивительная бабка, думал Максим, втаскивая чемодан во двор, откуда она вообще взялась в этом мире, сухом и скучном... а вдруг в этом городе все жители таковы? Ну нет, тут же решил он, этого просто не может быть.
Сначала Лиза... фантастическое дитя с не в меру зрелыми мыслями... теперь старуха, изумляющая живостью ума, не угасшего с годами...
Калитка захлопнулась, и он ощутил себя в залитом чернильным мраком дворе. Жалобный свет тощего полумесяца не в силах был прорваться сквозь заросли неведомо чего, подступавшие вплотную к забору. Максим замер, вдыхая удивительные запахи. Глаза понемногу привыкали к отсутствию света, и вот уже проявился первый ориентир: едва заметная линия бледных звездочек, пахнущих пьяно и одуряюще...
- Ну, что вы окоченели, юноша? - Старуха стояла прямо перед ним, сливаясь с темнотой; только и можно было различить, что светлое пятно лица, как бы оторвавшегося от остальной плоти и плывущего в ночном воздухе.
- А... я не вижу, куда идти, - пожаловался Максим.
Старуха мрачно фыркнула и сказала:
- Ну, тогда стойте здесь и ждите, пока я свет зажгу.
И он остался стоять рядом со сброшенной на траву сумкой и чемоданом, улегшимся набок.
Он машинально сунул руки в карманы в поисках сигарет - и натолкнулся пальцами левой на подарок Лизы. Граненый шар притаился в мягкой трикотажной глубине, теплый и сонный на ощупь. А сигареты, как лишь теперь вспомнил Максим, были в чемодане. Он сунул их туда в поезде, второпях, узнав от проводника, что ему пора выходить.
Курить хотелось отчаянно.
Он задумчиво повернулся и уставился на чемодан. Открыть его сейчас? А почему бы и нет? Он присел на корточки и принялся возиться с замками. Через минуту сигареты и зажигалка были извлечены на свет... точнее, во тьму... и он встал и с наслаждением закурил. И увидел где-то вдали круглое пятно густого желтого света, полускрытое черными силуэтами листьев.
Старуха приблизилась совершенно бесшумно, словно прилетевшая по воздуху ведьма, и прогудела:
- Теперь видите?
- В общем, скорее да, чем нет, - ответил он, подхватил сумку и с сомнением посмотрел на оставшийся открытым чемодан. Старуха подала совет:
- Да оставьте вы это чудовище здесь, утром разберетесь!
- И правда, - согласился он, небрежно прихлопнул крышку и пошел за старухой, осторожно ставя ноги на утоптанную извилистую тропинку.
Они добрались до трех деревянных ступенек, ведущих к уже распахнутой двери, над которой висела маленькая замызганная лампочка, окруженная желтым ореолом. То, что старуха называла сенями, оказалось скорее длинной крытой верандой, прилепившейся к торцу дома и обладавшей двумя входами - с улицы и со двора. И еще там была дверь, ведущая собственно в дом, и из этой двери лился уже настоящий свет. На запыленные стекла веранды снаружи лезли какие-то резные крупные листья, а изнутри на них в изобилии висели дохлые мухи, запутавшиеся в давным-давно отжившей свой век паутине.
Старуха царственным жестом пригласила Максима войти.
Первым помещением оказалась просторная чистая кухня с двумя окнами. Справа от входа, у окна, стоял широкий крепконогий стол, накрытый яркой скатертью в крупную сине-зеленую клетку... скатерть чрезвычайно походила на шотландский плед (он видел когда-то такие пледы?.. откуда ему известно, что они - шотландские?..). Слева, в глубине помещения, громоздилась обширная печь с плитой, а рядом с ней, прямо напротив входа, располагалась дверь, ведущая, надо полагать, в основное внутреннее пространство. Ближе ко входу в левой стене обнаружились еще две двери, и Максим подумал, что в кухне, как ни велика она, нет ни одной приличных размеров стенной плоскости. (Ну и что?..)
- Значит, так, - басовито сообщила старуха. - Ваша комната - вот она. - Старуха указала на одну из дверей в левой стене, ту, что была ближе к веранде. - Это - ванная и туалет. - Темный морщинистый палец ткнул во вторую дверь. - Там, - взмах в сторону печи, - мои владения. Прошу не совать носа.
- Как можно! - немного даже обиделся Максим.
- Ну, можно или нельзя, однако многие представители рода человеческого страдают неуемным любопытством. А теперь позвольте спросить, как вас звать-величать.
- Максим.
- А отчество?
- Нет у меня отчества.
- Вы в этом уверены?
- Я вообще ни в чем не уверен. Даже в собственном имени.
- Это интересно, - резюмировала старуха. - Мне нравится.
- А у вас-то имя есть? - спросил он.