Это оказалась старая-престарая простая белая футболка с напечатанной на груди картинкой... но возраст картинки почти не позволял определить, что, собственно, на ней изображалось... жук? Вроде бы да... похоже... но какой-то странный жук, толстый, короткий... ох, да это же навозник! Не может быть... кому и зачем понадобилось печатать на футболке навозного жука? Нет, конечно же, он ошибся. Картинка стерлась, вот ему и показалось, что это...
...Черно-белый агатовый скарабей размером с ладонь, отполированный до зеркального блеска... тщательно вырезанные в камне детали надкрыльев... и по выпуклой спинке - ровные тонкие ряды непонятных значков....
...Он сидел на полу среди груд смятого барахла, крепко сжимая в ладони левой руки граненый псевдохрустальный шар. Футболка с жуком (или с не-жуком?) валялась в стороне, отброшенная... она уже выполнила свою задачу, заставив его сознание проявить нужный образ. Вот только каков смысл этого образа?..
Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя себя так, словно его долго-долго вертели в бетономешалке, вернул шар на стол и поддал ногой темно-синий пиджак. Тот радостно взлетел в воздух, распластав рукава, словно только и ждал этого - возможность полета не часто представляется предметам одежды... и спланировал на распахнутый чемодан, укрыв его шерстяным синим пологом. Чертыхнувшись сквозь зубы, Максим огляделся. Надо бы как-то прибрать все это... Он подошел к шкафу и открыл его. Множество пустых деревянных вешалок-плечиков предлагали простой и естественный выход. Да... он кое-как повесил в шкаф костюмы и легкие куртки, также выползшие из чемодана, запихал на полки рубашки, джинсы и прочее, пытаясь при этом более или менее соблюдать систему, чтобы не отлавливать потом трусы среди бейсболок... При этом он продолжал машинально ощупывать каждый предмет, бессознательно продолжая поиск своего прошлого. И вдруг его пальцы наткнулись на плотный упругий листок, заползший в нагрудный карман одной из не слишком новых рубашек. Максим торопливо вытащил его - это оказалась фотография.
Он сел на пол и уставился на глянцевитый прямоугольник. Две женщины, молодая и пожилая. Объектив застал их врасплох - они что-то искали на большом письменном столе, заваленном книгами и бумагами. Женщины обернулись, и на их лицах отразились растерянность и ненависть... жгучая ненависть... неужто обе они ненавидели его, Максима? Белки глаз женщин от света фотовспышки стали красными (значит, у него есть и дешевая камера, не только "Никоны", при съемке которыми глаза покраснеть не могут), и что-то бесовское проявилось в лицах... Но молодая была красива. Очень красива. Светлые пышные волосы окружали ее тонкое лицо сияющим ореолом, яркие синие глаза были огромны, темные длинные ресницы вскинулись к идеально ровным бровям... рука, протянутая к бумагам на столе, отличалась безупречностью лепки... Да и старшая была ничего. Вот только краски на лице многовато. В молодости эта женщина наверняка блистала красотой, а теперь изо всех сил старалась удержать то, что неудержимо. И, конечно же, они родственницы. Может быть, мать и дочь. Может быть, тетка и племянница...
Но кто они такие?.. Как ни странно, фотоснимок не пробудил ни малейшего обрывка воспоминаний.
Максим встал, положил фотографию на стол и запихал в шкаф остатки разбросанного по комнате барахла.
Потом вдруг заметил, что подарок Лизы снова исчез. Куда подевался этот чертов граненый шар? Ведь был же на столе...
Шар нашелся в углу возле окна. Как он туда закатился? Ладно, неважно. Шар лег на фотографию, а Максим вдруг почувствовал, что ужасно проголодался. Он посмотрел на часы. Ровно два. Ничего себе, присвистнул он, и куда только время утекло?..
Но что оно такое, это время?.. Будущего нет, оно по сути непредсказуемо в деталях, а зачастую и в целом, да, собственно, его просто нет в физическом смысле... как и прошедшего, оно невозвратимо и даже вспомнить его подробности по-настоящему невозможно... есть лишь один момент, сейчас... но и его тоже нет. Я произношу "сейчас", и первая часть слова уже в прошлом, а вторая - еще в будущем... и "сейчас" скользит мимо меня, такое же неуловимое, как прошлое и будущее... оно лишь символ, разделяющий то, что было, и то, что еще только придет... но какой же тогда в нем смысл?
- Есть хочу! - громко произнес он, чтобы стряхнуть с себя наваждение очередного потока внезапных мыслей и образов. - Хочу есть!
- И кто вам мешает этим заняться? - донесся из-за неплотно прикрытой двери его комнаты голос старухи. - Обед, между прочим, давно готов.
Он изумленно уставился на дверь, потом даже не шагнул, а прыгнул к ней и распахнул настежь. Старуха хлопотала на кухне, нацепив на нос древнее пенсне и надев поверх все того же черного кружевного костюма длинный красный передник - сверкающий, атласный, с пышными зелеными оборками. Максим на мгновение зажмурился - в открытые окна кухни уже просочились лучи солнца, обогнувшего дом, и бешеное сочетание красок ударило его по глазам.
- Нина Петровна... - растерянно произнес он. - А я и не слышал, что вы вернулись...
- А зачем вам меня слышать? - холодно поинтересовалась старуха.
- Право, не знаю... просто удивился...
- Что удивительного в том, что человек вернулся в собственный дом и приготовил обед? Кстати, я пустила в дело те овощи, что вы купили.
- Я их в общем для того и купил...
- Вы сказали, что не устояли перед красками, - обвиняющим тоном напомнила старуха.
- Да, это так, - согласился он, окончательно приходя в себя. - Но овощи - штука вполне утилитарная, так что я, естественно, подумал, что их можно использовать и для приготовления какого-нибудь блюда. У меня и в мыслях не было писать с них натюрморт.
Огромные желтые яблоки, разбросанные по белому шелковому беспорядку... сложный орнамент вышивки на уголке сливочной диванной подушки... вспышка... кадр, еще кадр...
Старуха замерла на мгновение и бросила на него короткий взгляд поверх замусоленных стеклышек доисторического пенсне. Но промолчала.
Максим отправился мыть руки, с удовольствием предвкушая сложную процедуру обеда в компании невероятной старухи.
Он не обманулся в своих ожиданиях.
Сначала старуха попросила его помочь накрыть на стол. Была убрана клеенка, постеленная поверх скатерти на время действий с сырым необработанным продуктом, и водворена на место китайская ваза (на этот раз в ней светились рыжим огнем ноготки). Затем старуха удалилась в свои владения, приказав постояльцу немного подождать. Максим втайне надеялся, что ему удастся краем глаза заглянуть внутрь соседствующей с кухней комнаты, однако номер не прошел. Дверь открывалась в кухню, а за ней, не вплотную к проему, а примерно в полуметре от него, висела вишневая бархатная занавеска. Старуха ловко взяла вправо и исчезла.
Через минуту-другую она вновь материализовалась, держа в руках монументальную супницу. Водрузив супницу на маленький столик рядом с газовой плитой (сосновый, некрашеный, выскобленный добела...), она снова нырнула за бархатную завесу. Максим посмотрел на роскошную супницу, бока которой сплошь покрывали букеты алых роз, и перевел взгляд на плиту. Четыре густо-фиолетовые кастрюли одного фасона, но разных размеров, занимали все четыре конфорки. Ему страшно захотелось приподнять крышки и заглянуть внутрь... однако старуха уже вернулась, на этот раз со стопкой разнообразных тарелок и тарелочек, и он, бросив взгляд на разноцветные прихватки, висевшие над плитой, поспешил на помощь хозяйке.