...длинные остроухие тени пляшут на кроваво-красной стене, огонь костра мечется под порывами ветра, стремящегося сдуть, унести пламя... замерзшая фотокамера жжет руки... но он должен зарядить новую пленку... кто-то стонет неподалеку, мучаясь телесной болью... а потом - взрыв... и его тело тоже скрючивается от боли, жгучей, невыносимой...
Он едва не врезался лбом в стекло перед собой - танк остановился слишком резко.
- Что с тобой? - спросила Елизавета Вторая.
- А? А... а не знаю. Опять что-то накатило... насчет теней, запинаясь, проговорил он. - Не знаю.
- Безумная Настасья посоветовала тебе сжечь свою тень, помнишь?
- Да, вот как раз и вспомнил... но ты же не всерьез?
- Что - не всерьез?
- Ну, этот совет... что значит - сжечь тень? Это же просто нелепость, выскочившая из безумного, свихнувшегося мозга...
- А что такое безумие? - спокойно произнесла Лиза-дубль. - Что такое свихнувшийся ум? Ты можешь ответить?
Он покачал головой и попытался найти подходящую к случаю мысль. Но ничего не находилось. Он посмотрел по сторонам, словно надеясь, что вдруг нужная мысль отыщется на дороге... и в этот момент, отвлекшись от ума и безумия, сообразил, что им пока что не попалось ни одной встречной машины... и их никто не обгонял... что, по этой дороге никто не ездит? Куда же она ведет?
- Туда же, куда ведут все дороги - к цели, - тихо сказала Лиза-дубль.
Он вздрогнул.
- Ты как будто видишь все, что происходит у меня в голове.
- Не всё, - возразила Елизавета Вторая. - Только самые яркие образы.
Он уставился на нее, разинув рот, и это не понравилось мадам Софье Львовне. Белая шерсть на ее загривке внезапно встала дыбом. Мадам злобно зашипела и, коротким стремительным движением выбросив вперед лапу, цапнула Максима когтями за палец.
- Ой... чтоб тебе, чернохвостая! - возмутился он. - С ума сошла, что ли?
- Вот видишь, - улыбнулась Елизавета Вторая, - ты говоришь - "с ума сошла"... а почему?
- Почему? - эхом повторил он, невесть в который раз в течение своей новой жизни теряя чувство реальности. Похоже, это начинало входить у него в привычку...
- Что такое наш простой ум, наш грубый рассудок? - тихо-тихо заговорила Лиза-дубль, и он машинально наклонился поближе к ней, чтобы расслышать ее слова. - Это всего лишь игра энергий... Конечно, есть и нечто кроме поверхностного рассудка... но пока не будем говорить об этом. Ты еще не готов. Игра энергий, сосредоточенная в границах нашего тела... ну, а если эти энергии вырываются за обозначенный телом предел? Если они начинают бушевать, не поддаваясь логике и нажиму... тогда и рождается то, что мы называем безумием...
Лиза-дубль умолкла, танк как-то незаметно тронулся с места и покатил дальше, к цели. Максим попытался понять сказанное спутницей, но ничего у него не вышло, и он стал просто смотреть в окно. Вскоре лес как-то разом кончился, словно его отсекло гигантским ножом, и впереди, справа, Максим увидел огромное поле цветущих подсолнухов, а слева земля начала понемногу вздыматься мягкими холмами, то голыми и желтыми, то пушистыми от зелени лиственных лесов. Левая часть пейзажа, хотя и была невообразимо хороша, не привлекла пока что внимания Максима; он уставился на гигантские желтые цветки, таращившиеся на него... Что-то почудилось ему в этой сочной желтизне, что-то... осеннее, угасающее... впрочем, любой цветок рано или поздно отцветает, и во всем на свете таится начало распада... любой предмет и каждое существо в конце концов превращается в стайку беспорядочно мечущихся молекул... молекулы становятся энергией... а игра энергий, перешедшая все пределы, называется безумием.
Поле иссякло, сменившись редким леском, по дороге запрыгали тени, то бросаясь под колеса синего чудища, то шарахаясь в стороны... и Елизавета Вторая заговорила снова:
- Ну что, решился? Попытаемся сжечь твою тень?
- Слушай, - вдруг рассердился он, - о чем ты? Что это вообще такое сжечь тень? Я не понимаю!
- Есть такое древнее-древнее поверье. Если ты заплутал... то ли в пространстве, то ли во времени... сожги свою тень, отсеки эхо - и все наладится. Ты заблудился в беспамятстве, это все равно, что потерять время... нужно попробовать. Вдруг поможет?
- И ты знаешь, как это сделать? - растерянно спросил он.
- Я могу попытаться. Но успеха не гарантирую.
- Хорошо, - кивнул он, решив не вникать глубоко в весь этот бред. Давай рискнем.
Выбрав подходящую полянку, Елизавета Вторая загнала танк между двумя старыми толстыми березами, выступившими чуть вперед, словно они собрались пойти погулять на солнцепеке. Нижние части стволов этих огромных деревьев давно уже стали почти совершенно черными, лишь кое-где в шершавой неровной черноте мелькали белые лоскутки, прилипшие к шишковатой поверхности. И только метрах в двух от земли березы становились собственно березами, их белая шелковая кожа нежно светилась в зеленой тени. Максим выбрался из танка и с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы... а ведь вроде и ехали-то всего ничего, около часа, подумал он, надо же, как устал сидеть... Он посмотрел на руку - "Ролекса" не было. Забыл, усмехнулся он, ну и ладно. В конце концов, что такое время? Условность, не более того. Пусть все идет, как идет.
Мадам Софья Львовна, выскочив из синего чудища, рванула куда-то в сторону, размахивая черным хвостом, как флагом, - однако Елизавета Вторая не обратила на исчезновение кошки ни малейшего внимания, из чего Максим сделал вывод, что все в порядке и Софья Львовна не заблудится в лесу. А может, еще и с дичью вернется, или грибов наберет, от такой всего можно ожидать. Он вышел на поляну, вдыхая горячий аромат трав, раскаленных солнцем, деревьев, жирной лесной земли... иногда в этой смеси ощущалась тонкая струйка сырого запаха прели, легкий грибной дух... но тут же он тонул в ярком, сочном вкусе перезревшей земляники (при чем тут земляника? она же должна была давным-давно сойти... или в здешних лесах сезоны перепутались?)... Он поднял голову и уставился на небо, безупречно чистое, без единого облачка. Да, хорошо здесь... век бы тут оставался...
- Эй, помоги-ка! - окликнула его Лиза-дубль, и он, повернувшись, увидел, что Елизавета Вторая уже успела найти где-то неподалеку здоровенную сухую лесину и тащит ее к центру поляны. Он поспешил навстречу девушке и перехватил у нее добычу. Лиза-дубль указала на центр поляны и коротко сказала:
- Туда.
И тут же снова убежала в лес, на поиски дров. Откуда дровишки, из лесу, вестимо, бормотал он, не зная, как обойтись с лесиной - уж очень она была длинной... чем бы ее порубать вдребезги? Ну, потом, сначала, наверное, нужно таких набрать побольше...
Лес поднимался в гору, и немного повыше стояли сосны с золотыми от солнца стволами, а здесь, в непосредственной близости к поляне, кружили в классически-буколических и даже отчасти лубочных хороводах березы и осины, да темнела местами сплошная путаница орешника. Подлесок вплоть до сосняка был густым и затянутым паутиной. Максим, наверное, в своем потерянном прошлом не слишком хорошо разбирался в лесной жизни, - ему все казалось странным, даже грибы на высоких ножках, отчаянно похожие на мухоморы, только почему-то белые. Но он сосредоточился на конкретной задаче и перестал отвлекаться на всякие там кусты с черными или красными ягодками и перистые листья папоротника - нужно было искать дрова. Чтобы сжечь тень... да уж, снова подумал он, ну и бред! А разве не бред вообще все, что произошло с ним после вступления в новую жизнь?
Однако Елизавета Вторая явно относилась к идее с полной и несокрушимой серьезностью. Не более чем через полчаса в центре поляны лежала уже здоровенная куча сушняка, а Лиза-дубль нырнула в танк и извлекла из собрания мелочей, взятых на дорогу, отличный острый топор. Топор был торжественно вручен Максиму.