- Эй, не заносись так далеко, - предостерегла Максима Лиза-дубль, в очередной раз подслушавшая его мысли.
Он очнулся и обнаружил, что мост уже позади. Надо же, подумал он, а я и не заметил, как мы перемахнули через овраг... Дорога теперь шла вверх, к соснам, позолоченным косым, почти вечерним солнцем.
- Скоро приедем, - сказала Елизавета Вторая. - Неплохо прошли дистанцию. До ночи еще далеко. Успеем устроиться на ночлег.
- Скоро - это когда? - осторожно спросил Максим, ожидая нового подвоха.
- Ну, через... - Лиза-дубль всмотрелась в просвет между соснами, через... да уже приехали, собственно говоря.
Часть четвертая. ИГРА ЭНЕРГИЙ
Глава первая
Синее чудище добралось до гребня горки и остановилось. Сосны расступились, освободив от своего присутствия смотрящий на запад пологий склон. На склоне лепились разбросанные как попало домики небольшой деревушки, окруженные садами и огородами, а еще ниже, там, где склон переходил в плоскость, бурлила речка, живая и энергичная, через которую был перекинут широкий каменный мост, выгнувшийся дугой над желтоватыми водами. Максим не стал спрашивать, почему они не поехали в Панелово той дорогой, что виднелась за рекой, - то бишь по отличному (по российским меркам) шоссе, а тащились замызганными проселками. Он давно уже принимал все происходящее с ним как факт, не задаваясь лишними вопросами и даже не слишком задумываясь о смысле конкретных событий. Но факты тоже бывают разные, подумалось вдруг ему... факты имеют разную окраску, придаваемую им нашим сознанием... простой факт может выглядеть в одних глазах милым и приятным - а в других скандальным и оскорбительным... как оценить то, что случилось с ним? Имея в виду потерю прошлого. Неясно. Пока - неясно. Может, к добру. А может, и к худу.
Елизавета Вторая все еще всматривалась в деревушку. Положив руки на руль, девушка вытянулась вперед, и на ее лице отпечаталось выражение настороженности. Вот еще новости, подумал он... впрочем, мужичонка в армянской кепке был немало удивлен тем, что они едут в это самое Панелово... что в нем такого? Может быть, здесь живут вурдалаки? Или упыри? Или как это называется... Максим покачал головой. Слишком много мистики в его новой жизни.
И тут ему почудилось, что по косогору скользнула тень и прошуршали жесткие лапки скарабея...
Лиза-дубль вздрогнула и повернулась к нему.
- Ты когда-нибудь бывал в Египте? - неожиданно спросила она.
Он разинул рот.
- В Египте?! А...
...Эц-Шабу... бог Амон... высеченный в скале древний храм... Четыре гигантские каменные фигуры, спокойно и величаво взирающие на мир... на маленьких растерянных людей, глупых, беспомощных, подверженных страстям, не знающих своей дороги... желтоватые фрески... старенький пароход...
- Да. Я вспомнил. Бывал.
И в ту же секунду его скрутила боль.
Обожгло виски, свело судорогой шею, по спине пролился огненный поток, руки и ноги стиснуло клещами... а через мгновение он, ошеломленный и едва не потерявший сознание от удара, уже чувствовал себя как обычно, и лишь воспоминание о яростном страдании сохранилось в испуганном теле. А еще через мгновение он заметил, что тонкие пальцы Елизаветы Второй касаются его лба.
- Что это было? - хрипло спросил он. Голос пресекся, и Максим откашлялся, сглотнул, еще раз откашлялся... и сказал нормальным голосом: Да, я ездил в Египет по заданию газеты. И там в каком-то городе... не знаю, в каком... я купил у нищего на рынке каменного скарабея... точнее, вырезанного из черно-белого оникса... очень хорошая работа... а больше пока ничего вспомнить не могу.
Лиза-дубль улыбнулась и убрала руку.
- И не надо, - мягко сказала она. - Все, едем в деревню.
Мадам Софья Львовна осторожно прокралась на колени к Максиму и, свернувшись замысловатым кренделем, громко замурлыкала.
- Чего это она? - удивился он. - То презирала меня со страшной силой, а то вдруг такие нежности!
- Наверное, в тебе что-то изменилось, - рассеянно ответила Елизавета Вторая. - А может быть, что-то изменилось в ней.
Максим, обретя новую тему для размышлений, занялся самоанализом. Изменилось ли в нем что-то? И если да - то что именно? И в какой момент? Мадам Софья Львовна сочла его достойным своего общества после вспышки боли... что, эта боль сожгла некий слой грязи, налипший на его сознание? Возможно, почему бы нет... вот если бы еще понять, что именно сгорело в этом взрыве... интересный, кстати, поворот темы - чем сильнее страдание, тем больше грязи оно сжигает... если, конечно, само по себе это страдание не окрашено отрицательно... если мы не страдаем от собственной дурости, впадая в гнев, ярость...
Синее чудище остановилось, уткнувшись носом в невесть откуда взявшийся гигантский сосновый пень - свежий, истекающий янтарной смолой. Максим приподнялся, едва не уронив кошку, посмотрел, снова опустился на сиденье... мадам Софья Львовна, не проявив ни малейшего признака неудовольствия, осталась на его коленях.
- Как он здесь очутился? - спросил Максим, повернувшись к Лизе-дубль. - Что за хренотень вообще происходит в этих краях?
- Ну, места тут и вправду странные, - спокойно ответила Елизавета Вторая. - Ничего, прорвемся.
Тут Максим, кое-что вспомнив, нервно хихикнул и предложил:
- Может, съедим тот пирожок, что мужичонка дал тебе на дорогу? Как это он говорил? "Сядь на пенек, съешь пирожок". Вот как раз и пенек подходящий.
- Не время, - серьезно ответила Лиза-дубль. - Это на совсем уж крайний случай.
- Значит, ты не считаешь крайним случаем пень в три обхвата, выскочивший из-под земли на ровном месте? Его же тут не было! Не было!
Он вдруг понял, что готов сорваться в истерику. Как ни старался он не замечать странностей нового бытия, все же в глубинах его ума накапливалось и росло недоумение, и вот теперь оно стремилось на поверхность, в рассудочную сферу. Но тут мадам Софья Львовна громко фыркнула и запустила когти в его колено, и все встало на свои места. Он успокоился. Боль в коленке - простая, понятная боль, без малейшего оттенка мистической неопределенности, - каким-то непонятным (мистическим?) образом изменила не только ход его мыслей, но и восприятие происходящего. Он понял: утрата им памяти действительно была не случайной, его действительно кто-то вел куда-то... с какой-то целью... и уже скоро, очень скоро все должно проясниться. Они прорвутся. И все переменится. Но главное в этом деле зависит лишь от него самого. Потому что, как ни крути, каждый сам выбирает свой путь.
Он открыл глаза (а он и не заметил, что крепко зажмурил их) и посмотрел на пень. Открыл дверцу машины, стряхнул с колен чернохвостую мадам, вышел наружу, не обратив внимания на возмущенное "мяу". Обойдя пень и пощупав золотистую кору, глянул направо, налево... конечно же, больше ни одного пня на косогоре не было.
...Кто-то стер его прошлое, кто-то вложил в него программу передвижения в заданном направлении, кто-то организовал его встречу с невероятной старухой, безумной Настасьей и Елизаветой Второй... и вся цепочка тщательно спланированных событий привела его к литовской деревне, построенной на самом деле латышами... и тень скарабея упреждала его путь... негромкий шорох колючих лапок простого навозного жука чудился ему в шелесте травы... и вдруг в самый последний момент пути - препятствие.
Почему?
Ведь на самом деле объехать пень не составит труда, это всего лишь прервавший движение символ, знак... осталось лишь разгадать смысл этого знака. Однако далеко не всегда удается расшифровать упрощенность, добраться до той глубины, что кроется под незатейливой поверхностной картинкой... удастся ли теперь?
А может быть, это и не нужно? Может быть, смысл знака иной... не остановить движение, а подтолкнуть к осознанию... осознанию чего?