Он посмотрел на Елизавету Вторую, стоявшую по другую сторону пня. Руки Лизы-дубль висели как неживые, все тело казалось расслабленным, словно девушка готова была вот-вот упасть в траву... но глаза, огромные глаза пылали темным огнем.
- Знаешь, - тихо сказал он, - мне кажется, я начинаю понимать. Я должен что-то найти. Я даже знаю, что именно. Того самого скарабея. Но я не понимаю, как он мог очутиться здесь. И кому он понадобился. А пень вырос перед нами потому, что цель моих действий - недобрая. Но я все равно не понимаю...
Лиза-дубль чуть заметно шевельнулась и в ее тело вернулась упругость жизни.
- Ты привез его сюда несколько лет назад, - ответила она. - Ты родился в этом городе. Но теперь у тебя не осталось здесь родных. А скарабей уполз в эту деревню.
- Но кому он нужен? Зачем?
- Этого я не знаю. Не вижу. Сам скоро вспомнишь. Давай уберем этот дурацкий пенек и поедем. Там разберемся.
Почему-то его совсем не удивило предложение убрать пенек, и он, спокойно положив ладони на неровный, разукрашенный годовыми кольцами срез, сосредоточился и начал представлять, как пень стареет, превращается в труху, рассыпается на молекулы, на атомы... и на его месте возникает полная пустота.
Пень исчез.
Они вернулись в машину, и "ровер" осторожно спустился к деревне. Немного поплутав между бессистемно стоящими домиками, окруженными крепкими плетнями, машина остановилась перед одним из них - с двумя окнами на фасаде, наглухо закрытыми ставнями. Слева перед плетнем стояла высокая лиственница, а прямо перед домом пышно цвели бело-розовые мальвы. Лиза-дубль, заглушив мотор и выйдя наружу, подошла к слегка покосившейся калитке, запертой на здоровенный навесной замок. Вдруг в руках девушки невесть откуда появилась связка ключей. Выбрав нужный, Елизавета Вторая отперла замок, сняла его и, держа в руке, повернулась.
- Все, мы дома.
- Дома? - вопросительно повторил он, направляясь к калитке. - Дома?
- Да, это мой домик, - кивнула Лиза-дубль. - Я его купила три года назад. Мне нравится здесь отдыхать. Леса вокруг - изумительные, грибов завались... я люблю грибы собирать. Мы еще успеем до темноты в овраг за родниковой водой сходить. Вообще-то у меня свой колодец, но родниковая вкуснее. Ты не против?
- Нет, я не против... - пробормотал он, возвращаясь к машине и забирая свою сумку. Почему-то ему показалось важным и необходимым иметь ее при себе... ведь в ней снова лежал подарок фантастической Лизы - граненый шар...
Мадам Софья Львовна уже ускакала куда-то, обстановка явно была хорошо ей знакома. Они вошли в маленький передний дворик, чрезвычайно опрятный, засеянный какой-то низкорослой травкой. Выложенная сланцевой плиткой дорожка вела от калитки вглубь территории. Справа стоял дом, слева длинный сарай. Чуть дальше над двором нависала низкая крыша, чтобы в любую непогодь из дома в хозяйственные постройки можно было пройти без опаски. Максим с интересом рассматривал устройство нерусского жилья. Дом не имел парадной двери, вход в него, похоже, был только один - вот этот самый, под крышей внутреннего двора. А перед входом - большая площадка, выложенная такой же плиткой, как и дорожка. Длинный сарай естественным образом втекал в более обширные строения - похоже, когда-то они предназначались для разных животных... да, наверняка там жили коровы, лошади, куры... а теперь все пустовало.
- Успеешь насмотреться, - донесся до него голос Елизаветы Второй. Сначала надо ночлег организовать. Воды принести, печку растопить...
Он вошел в дверь, оставшуюся распахнутой настежь, - Лиза-дубль уже скрылась в доме, - и очутился в просторных светлых сенях с окошком, выходящим в маленький передний дворик. На этом окне ставен почему-то не было. Из сеней другая дверь вела в кухню - тоже светлую и совсем не тесную. В центре ее стояла огромная печь, и черный провал, в котором затаилась плита с четырьмя конфорками, уставился на Максима, подмигнув свисающим над плитой блестящим валдайским колокольчиком. Колокольчик-то тут при чем, подумал он, останавливаясь у порога.
- Сумку туда отнеси, - Лиза-дубль, критическим взглядом изучавшая четыре эмалированные ведра, стоявшие перед печью, кивнула на ведущую в комнаты невысокую двустворчатую дверь, разрисованную стилизованными подсолнухами.
Он открыл тихо скрипнувшую створку - в комнате было почти темно из-за закрытых ставен... впрочем, и время уже близилось к вечеру... и вздрогнул, заметив встречное движение в полутьме. Но это оказалось всего лишь зеркало в резной овальной раме, прилепившееся к стене возле закрытого окна, над небольшим столом. Слева он рассмотрел еще одну дверь - до странности узкую; видимо, она вела во вторую комнату, ведь с улицы он видел два окна, а в этой комнатушке окошко было всего одно. Он огляделся, не зная, куда положить сумку, и рассмотрел рядом с дверью неширокую тахту, а в другом углу - два кресла, накрытые серым полотном. В конце концов он поставил сумку на пол под окном, достал граненый шар и лежавшую сверху легкую парусиновую куртку (вечером наверняка будет нежарко, и если они с Лизой-дубль собираются идти куда-то далеко за водой, куртка пригодится) и спрятал граненый шар во внутренний нагрудный карман, тщательно застегнув его на пуговку.
Он вышел на свет, в кухню. Елизавета Вторая уже успела сбегать к машине и притащить кое-что из груза. На широком кухонном столе громоздились банки с растворимым кофе, пакеты с сахаром, макаронами, рисом и гречкой, какие-то яркие баночки и коробочки...
- Эй, ты что, решила тут на все лето остаться? - удивленно спросил он.
- Нет, конечно, - весело откликнулась Елизавета Вторая. - Что нам не пригодится - соседке отдам. Она за моим садом-огородом присматривает.
- А...
Это, по крайней мере, было понятно. Значит, основная часть груза, заполнившего "рейнджровер", предназначалась просто-напросто для деревенских гурманов.
- Так ты собираешься все это раздать местным?
- Только если попросят.
- Не понял... - Он действительно не понял. На фига было грузить машину под потолок, а вдруг никому и в голову не придет что-то спросить у приехавшей отдохнуть горожанки? - Почему - только если попросят?
- А ты сам подумай, - предложила Лиза-дубль, как будто затевая игру в логические загадки.
Он прислонился плечом к печке, засунул большие пальцы рук за пояс джинсов - и принялся думать. Думать он стал о том, как в детстве (где оно проходило - пока что было неясно, однако Елизавета Вторая уверенно сказала, что он родом из этого города...) он, вообще-то ребенок домашний, недолгое время ходил в детский сад - ради адаптации к коллективу, как было ему сказано (видимо, родителями, которых он пока что не сумел вспомнить)... и как он, научившись однажды делать бумажные кораблики, пришел в восторг от своего нового умения и начал строить бесконечное количество этих кораблей и одаривать ими всех и каждого. Детям вовсе не были нужны его кривые и неуклюжие кораблики, тем более, что и воды никакой поблизости не было, чтобы бросить туда бумажное суденышко... кто-то отказывался от его дара, кто-то брал кораблик и тут же выбрасывал его... а он страдал от горькой обиды, потому что никто не понял его благого порыва, никто не оценил широты его души...
- Да, - сказал он. - Ты права. Навязывать благодеяние - глупее ничего быть не может. Ну что, идем к роднику?
- Ага, - кивнула Лиза-дубль. - Тебе два ведра, и мне два.
- Далеко идти? - спросил он, ожидая от Елизаветы Второй неопределенно-таинственного ответа, но девушка сказала просто:
- Полтора километра.
Они взяли ведра и вышли со двора. Повернув налево, Лиза-дубль повела Максима между плетнями, по бугристой мягкой тропинке, по обе стороны которой высились заросли зверобоя и иван-чая, да кое-где, во влажных низинках, пышно цвела таволга, заполняя пространство нежным хмельным ароматом. То есть Максим в состоянии был узнать эти травы среди множества других. Впрочем, он опознал еще и клевер, ромашку... а остальные, хоть и были знакомы ему на вид, свои имена от него скрывали. Но его это не слишком заботило. Имя - всего лишь звук... не все ли равно, как называется вот эта малиновая звездочка? Или вон тот золотистый колосок? Все распадется, превратится в энергию, которая иссякнет, растает в пустоте...