- Опять тебя заносит, - негромко сказала Елизавета Вторая. - В этих местах с мыслями нужно быть поосторожнее.
- Почему? - спросил он.
- Потому что здесь все зеркально. Твои мысли отражаются в том, что тебя окружает... и не очутиться бы тебе в пустоте.
Ничего не поняв, он тем не менее решил впредь и в самом деле проявлять осторожность в мыслях. Свалиться в пустоту ему совсем не хотелось. Деревня вместе с открытым пространством тем временем кончились, приблизился лес. Между деревьями вилась довольно широкая тропа, по обе стороны которой высились почему-то сильно корявые черные стволы. Максим оглянулся. За спиной никакой тропы не было. Интересно, подумал он, аборигены до этого места на помелах долетают, что ли? Или на здешних лужайках такие травы, по которым сколько ни ходи, следа не останется?
Запахло водой, издали донесся шум бурного потока. Тропа пошла под уклон, отсырела, вокруг как-то сразу стало темно и неуютно. Позвякивая ведрами, они с Елизаветой Второй подобрались к оврагу, прямо из стены которого вырывалась мощная струя пенящейся воды. Вода с грохотом неслась вниз по камням, на дно, и убегала за поворот оврага...
Глава вторая
Максим, поставив ведра на землю, напряженно всматривался в темную глубь шумного оврага, в громкий стремительный родник. Пенящиеся струи были прекрасны, и Максим пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Ну, можно будет прийти сюда завтра...
- Что? - громко спросила подошедшая совсем близко Елизавета Вторая. Узнал?
- Да, - крикнул он. - Я здесь бывал в детстве!
- Я так и думала. Ну что, полезли вниз?
Он молча подхватил свои ведра, повесил оба их на левую руку и, отыскав спуск, через минуту очутился уже возле яростного ручья, оглушительно плюющегося ледяными брызгами. А в детстве ему требовалось на это куда больше времени... ну, он ведь был совсем маленьким... правда, он не помнил, сколько ему было лет, когда он жил неподалеку от этого оврага. Но это и не имело значения.
Каменный приступок, созданный то ли трудами человеческими, то ли самим родником, позволял набрать воды из потока без особого риска для жизни. Желтоватая упругая вода потока, стремительно влетая в ведра, тут же выпрыгивала наружу, оттолкнувшись от эмалированного дна, и наполнить емкости оказалось нелегко. Впрочем, используя одно из ведер в качестве черпака, они справились с делом, вот только сам черпак удалось заполнить лишь наполовину. Но это, наверное, было и к лучшему, ведь тащить два больших полных ведра предстояло не только мускулистому Максиму, но и хрупкой Елизавете Второй... пусть тащит полтора. Все-таки немного легче.
Путь наверх занял несколько больше времени, однако в конце концов они выбрались в совсем уже темный лес. Теперь здесь почему-то совершенно исчез запах сырости, хотя, казалось бы, вечерней росе следовало усилить водяную составляющую лесных ароматов. Но воздух был сух и душист, как сено, и шорох невидимых колючих лапок сопровождал осторожно шедших по тропе Максима и Елизавету Вторую. Ведра противно поскрипывали дужками, то и дело выплескивая холодные порции на ноги водоносам, - но все равно джинсы на обоих были мокрыми выше колен после непосредственного контакта с бурлящей овражной стихией, и в кроссовках тоже немилосердно хлюпало, так что лишняя пара стаканов не могла их озаботить.
- Ничего, - сказала Лиза-дубль, когда они немного отошли от оврага, дома высохнем. Печка горячая, чайник тоже... ты не замерз?
- Нет, - улыбнулся он, хотя Лиза-дубль, шедшая впереди, и не могла видеть его улыбки. - Лето как-никак... тепло.
- Иные умудряются и в жару мерзнуть, - словно бы пожала плечами Елизавета Вторая. - И всегда в валенках ходят.
- Ну, это не я, - возразил Максим, и тут же поинтересовался: - А что мы завтра будем делать?
Он уже принимал как данное то, что в Панелово им придется пробыть не день и не два. Надо же, подумал он, а я ведь сначала предполагал, что мы и вправду за два часа сюда доедем, что-то узнаем - и вернемся в Сарань... вот чудак! Но его привела сюда тень скарабея, и пока он не сотрет и эту тень, как стер свою собственную, обратного хода не будет.
...Дома деревушки притаились на косогоре, как стайка подвальных кошек, подстерегающих позднего прохожего... они словно готовились взорваться воплями, выпрашивая кусок колбасы, как выпрашивают жизнь... и лишь одно-единственное окошко - в доме рядом с домом Елизаветы Второй слабо светилось голубым. Похоже, там смотрели телевизор. Отвечая на его мысли, Елизавета Вторая сказала:
- Здесь очень рано ложатся спать. И встают тоже рано. Поля, видишь ли, требуют работы и заботы... сельский труд нелегок.
- А что здесь растят? - спросил он.
- Сельдерей на корень, - ответила Лиза-дубль. - Почва тут для него очень уж хороша. Ну, и у каждого еще и свой участок, сад, огород... тоже немало сил нужно.
Несколько озадаченный, Максим довольно долго пытался сообразить, на что нужна такая прорва корней сельдерея, но наконец, ничего не придумав, спросил:
- А что они с этим сельдереем делают?
- Темнота кулинарная, - фыркнула Лиза-дубль. - Это же вкуснота фантастическая! В банки закрывают. В виде салата. Консервы то есть делают, понял? Тут у них неподалеку маленький консервный заводик, за речкой. Местные шутники его консерваторией зовут.
Максим фыркнул и покачал головой. Консерватория... был какой-то старый-престарый анекдот... нет, забыл. И это тоже забыл.
- А бессонницей кто это страдает? - задал он очередной вопрос, когда дом Елизаветы Второй был уже в нескольких шагах.
- Это милая Наташенька, та самая соседка, что за моим садом смотрит, - весело ответила Лиза-дубль, опуская ведра на землю, чтобы открыть калитку. С этой стороны дом милой Наташеньки выглядел таким же темным, как и все остальные, - освещенное окошко смотрело в противоположную сторону. - Любит ночные программы. Триллеры и крутую эротику. Ей даже особую антенну из города привезли, чтобы побольше могла увидеть. А потом будет рассказывать всей деревне, подробно. Правда, обычно она смешивает в кучу два-три фильма, но это неважно, у нее получаются собственные истории... отличные истории, кстати сказать! И еще она видит массу необычных снов, и добавляет их содержание к сюжетам триллеров.
- А зачем она все перемешивает?
- А затем, что фантастически глупа и не может запомнить, что относится к яви, а что - нет. И всерьез ее интересует только то, что едят. Вещи несъедобные в ее личном мире просто не существуют.
- И ей не нужно вставать чуть свет, чтобы окучивать сельдерей?
Елизавета Вторая расхохоталась, внося ведра в кухню.
- Нет, ее бывший муж содержит. Присылает денежки каждый месяц.
Максим решил не уточнять, почему бывший муж так трепетно относится к милой глупой Наташеньке. Не его это дело. Ему хочется чаю. А еще лучше кофе. И яичницы с колбасой. Много.
И он получил желаемое.
Глава третья
Максим, уложенный на ночлег в первой комнате, на кушетке, уже начал видеть сон (не получившие оценки факты бранились и дрались с артефактами, они швыряли друг в друга куски флорентийского мрамора - чудесного мягкого камня с текстурой, напоминающей творог, и мрамор рассыпался творожной крошкой), когда кто-то негромко, но твердо и уверенно постучал в окно.
Не сразу сориентировавшись в обстановке, Максим в конце концов нашел-таки дверь и вышел через кухню в сени, потом в маленький дворик без крыши (над ним крупно моргали яркие звезды), но не успел дойти до калитки, как навстречу ему шагнула темная коренастая фигура. Мужик молча прошмыгнул в дом, и окончательно проснувшийся Максим рванулся за ним следом, испугавшись за Елизавету Вторую.
- Эй, ты куда? - яростно зашипел он, схватив за рукав мужика, уже влезшего в кухню.
- Где тут у тебя зеркало? - шепотом спросил мужик. - Не бойсь, я Лизавету не разбужу. Я тихо.
Максим включил свет в кухне - лампочка загорелась едва-едва, в четверть накала, - и ткнул пальцем в зеркальце, висевшее рядом со входом, над рукомойником. Мужик пригляделся.