Ветер продолжал дуть, как ни в чем не бывало, но в его завываниях слышалось теперь что-то жалобное, горестное... словно его обидели ни за что. Пенек под Никитой задергался, засуетился... Никита едва успел встать, как этот результат игры энергий провалился сквозь землю, оставив на ее поверхности неглубокую ямку, в центре которой тут же выросла маленькая бледно-желтая сыроежка. Пожав плечами, Никита вернулся на тропу.
Елизавета Вторая в тот же самый момент проскочила сквозь заросли дикой малины и встала рядом с ним, спокойная и уверенная в себе.
- Ну, а теперь что? - спросил он.
- Поживем - увидим.
Но смотреть оказалось больше не на что. Ветер, поскулив и побуянив еще несколько минут, утих, на прощанье пронесшись особо яростным порывом и с треском повалив несколько деревьев. Валуны, правда, остались лежать поперек дороги, но обращать на них внимание было бы просто смешно. Еще по лесу пробежала галопом стайка безмолвных призраков, туманных, полупрозрачных, похожих на клочья белого мха, - но от людей они явно старались держаться подальше. Мадам Софья Львовна исчезла из ведра, но воды в нем от этого не прибавилось. Вот и все. Кто бы ни строил препятствия к уничтожению скарабея, силенок у него явно было не слишком много. Да и фантазии тоже. В общем, ничего особенного не произошло.
- Что, можно домой возвращаться? - спросил Никита.
- Да, я думаю, можно, - кивнула Елизавета Вторая.
Никита сбегал за эмалированной жестянкой, докатившейся почти до самого оврага, вернулся и хотел взять два полных ведра, чтобы оставить Елизавете Второй два опустевших - но там, где совсем недавно лежала свернувшаяся клубочком кошка, уже снова плескалась родниковая вода. Лиза-дубль подхватила ведро, как бы не заметив ни его временной опустелости, ни столь же временного присутствия в нем чернохвостки, забрала из рук Никиты ведро-беглеца. Никита подхватил две оставшиеся на его долю емкости, и они пошли домой.
Глава девятая
Когда они уже выбрались на окраину деревни, Никита спросил:
- А где же мы его искать будем, этого жука? Куда бабушка могла его запрятать, как ты думаешь?
- Найдут без нас, - строгим почему-то тоном ответила Елизавета Вторая. - Тебе нужно будет только разбить его, и все.
- Именно мне?
- А кому же еще? - Лиза-дубль говорила, не оборачиваясь. Она всю дорогу (и туда, и обратно) держалась немного впереди Никиты, на три-четыре шага, и ни разу не допустила, чтобы дистанция уменьшилась. Никита лишь теперь обратил на это внимание и хотел было догнать спутницу, но Елизавета Вторая тут же осадила его: - Иди, где идешь.
Он послушно притормозил. В конце концов, не все ли равно?
- А если я не сумею? - задал он следующий вопрос.
- Значит, фараон выиграет.
- Ну уж дудки! - сердито воскликнул Никита.
- Значит, сумеешь.
Больше они до самого дома не произнесли ни звука. А у калитки их ждала милая Наташенька, на этот раз наряженная в канареечно-желтое платье с огромными зелеными цветами, почти совсем новое, всего лишь с парой небольших дырок на подоле. Пухлую шею толстопопой красотки охватывало широкое ожерелье из мелких темно-красных гранатов, явно очень старой работы.
- Ну, с возвращеньицем! - ласково улыбнулась она. - Чай готов, можно завтракать.
- Ох, Наташенька. - сказал Никита. - Ну что ты все о еде да о еде?
- А о чем же еще? - удивилась милая Наташенька. - Пока не покушаешь хорошенько, нервы не успокоишь.
Елизавета Вторая весело рассмеялась и на ходу чмокнула Наташеньку в бело-розовую щечку.
Они умылись во дворе, поливая друг другу на руки из большого жестяного ковша, и, окончательно освободившись от энергетической паутины, налипшей на них в лесу, вошли в кухню. Хлопотливая Наташенька уже накрыла к завтраку, не забыв на этот раз об эстетической составляющей: в глиняном кувшине стояли посреди стола пышные ветки каких-то желтых цветов. Никита много раз видел такие цветы в дачных поселках, но как-то не удосужился выяснить их название. Да его это и не интересовало.
Утолив первый голод, милая Наташенька, громко прихлебывая чай из огромной красной чашки в белый горох, завела умный разговор.
- Лизавета, ты у нас девушка городская, ученая... вот объясни мне, пожалуйста, почему на меня чужая злоба так сильно действует? Я ведь из-за чего непредсказуемой становлюсь? От нервов. Только не от своих. От чужих.
- Как это - от чужих? - не понял Никита.
- А так. Как только рядом кто сильно нервный окажется - я тут же взволнуюсь. Как будто он меня за невидимые веревочки дергает и заставляет психовать.
- Наверное, у тебя повышенная чувствительность, - предположила Елизавета Вторая.
- Ну... не знаю, не знаю. Я же вообще всегда так реагирую: на меня разгневаются - и я тут же разгневаюсь, мне соврут - и я тут же совру, вот просто не могу удержаться, и все! И внутри у меня сразу что-то как будто горит, мечется - как буря в летнюю ночь. Я вот слыхала, есть такой Мара, злобный дух, что вредит людям. Может, это он безобразничает? Ты как думаешь?
Никита хихикнул, однако Лиза-дубль отнеслась к словам милой Наташеньки с полной серьезностью. Отодвинув чашку, она прицельно глянула на Никиту, приказывая ему помалкивать, и сказала:
- Нет, милая, Мара тут ни при чем. Он существует, конечно, но он никогда не вмешивается в нашу жизнь активно. Просто мы вечно чего-то боимся, а страх ослабляет нашу защиту. И тогда Мара приближается к нам и изменяет окружающую нас обстановку... он просто создает такую ситуацию, что человек вроде бы поневоле совершает дурные поступки, или впадает в гнев, и так далее. Но человек может ведь выбрать и другую модель поведения, это в его силах и в его власти.
Никита сильно усомнился в том, что милая Наташенька поняла хоть что-то из сказанного Елизаветой Второй. Но через несколько секунд понял, что в очередной раз ошибся. Наташенька сказала:
- Другими словами, сами нарываемся?
- Именно так.
- Или, - задумчиво продолжила милая Наташенька, - можно еще объяснить иначе... Если мы чего-то боимся или выдумываем что-то нехорошее - мы и сами не хуже Мары создадим себе кучу проблем... так? Нам, в общем-то, Мара и не нужен, чтобы одуреть и озвереть. Так?
- Так.
- Вот спасибо, умная твоя душа, - непонятно чему обрадовалась Наташенька. - Вот только не забыть бы! Надо, значит, все время себе говорить: это не моя злость, это не моя зависть, это не моя ненависть... пускай себе в других людях остаются! Внутрь себя не допускать.
Никита вдруг явственно услышал голос девочки-попутчицы, фантастической Лизы; "Я постоянно задаю себе вопрос: почему? Почему я подумала так, а не иначе... почему я вспомнила то или это... почему я чувствую такое..."
Он поймал взгляд Елизаветы Второй, как обычно, читавшей его мысли, и улыбнулся. Надо же... милая Наташенька идет тем же самым путем, что и фантастическая малышка... хотя и по-своему.
Милая Наташенька ушла, посуда была перемыта, вытерта и расставлена по местам, и Никита вышел на крылечко - перекурить. Время уже подтягивалось к полудню. Тучи сбежали, солнышко припекало вовсю, извлекая из влажной земли столбы пара... Немножко подумав, Никита решил заглянуть в сад. Пройдя крытым двором, он совсем было собрался направиться ко вкопанному в землю деревянному столу и сесть возле него на такую удобную и основательную скамью, как вдруг заметил поодаль, слева, большого серого ежа. Еж, негромко фыркая, копошился в грядке редиски. Редисочьи листья, отмытые дождем, поблескивали, теряя последние капли осевшей на них влаги. Подумав о том, что милая Наташенька на диво хорошо смотрит за чужим садом-огородом, Никита решил прогнать ежа. Нечего ему чужую редиску портить.
Он подошел к грядке и сказал ежу:
- Давай-ка, катись отсюда!
Но еж не обратил на Никиту ни малейшего внимания.
Он продолжал сопеть и фыркать, ища что-то между растениями. В следующую секунду Никита обнаружил второго ежика, озабоченно копавшегося в соседней грядке - на ней росла свекла. Удивленный тем, что ежи ничуть не боятся человека, Никита присел на корточки и задумчиво курил, наблюдая за ежами. И только теперь вспомнил, как Елизавета Вторая о чем-то договаривалась с колючими зверюшками. Он ничуть не усомнился в том, что огород портит именно та самая пара ежей... но что они здесь ищут? Не скарабея же?