— Вот необходимая информация, — пробормотал Кореин, принимая из рук референта стакан минеральной воды. На столике покоился внушительный фолиант в твердой обложке — восемьсот страниц поистине взрывоопасной информации со всеми нужными цифрами, отражавшими бюджет Комитета по науке. Отдельные места в книге были подчеркнуты — на них требовалось обратить особое внимание. Раздобыть копию законопроекта (ходили упорные слухи, будто проект бюджета содержал массу ошибок) труда не составило: в Комитете по науке у центристов имелись свои люди. Впрочем, без ошибок при составлении проекта бюджета не обходилось никогда. Причем из года в год львиная доля таких несуразностей была связана с Ресионом. Указав на книгу, Михаил пояснил: «Чертовым лабораториям нужны не столько деньги — на этом их не подловить. Ресион ведь все равно выплачивает кучу денег в казну в виде налогов. Важно другое: с чего вдруг они клянчат статус Персоны Государственной Важности для двадцатилетнего мальчишки-химика с Фаргоны? Кто вообще такой этот Бенджамин П. Рубин?»
Чавез зашелестел разложенными на столе бумагами, потом взял документ, услужливо поданный помощником. Тот ткнул пальцем в нужное место на бумаге. Читая, Махмуд задумчиво закусил губу. Наконец, покончив с чтением, сообщил: «Он студент. Больше никакой заслуживающей интереса информации».
— Может, это имеет какое-то отношение к проекту «Надежда»? Если рассуждать логически?
— Не забывайте — речь идет о Фаргоне. Все как будто совпадает…
— Можно просто потом спросить об этом Эмори, — кисло предложил Чавез.
— Спросить не то что можно, а придется — на заседании. И заодно забрать у Арианы всю документацию, какую она принесет.
Со всех сторон на Кореина устремились угрюмые взгляды. «Шутки сейчас неуместны», — пробормотал Городин.
Лу, председатель Комитета по обороне, выразительно откашлялся.
— У нас имеется проверенный источник. Скажу больше — несколько источников, заслуживающих доверия, — сообщил он. — Наш последний кандидат в Комитет по науке…
— Но ведь он ксенолог! — недовольно бросил Тинь.
— И к тому же личный друг доктора Джордана Уоррика. Того самого, из Ресиона. Кстати, доктор Уоррик здесь. Прибыл в качестве советника Эмори. Через Бирда его попросили о встрече с… с… Кое с кем из Комитета по науке.
Принимаясь изъясняться в таком стиле, Лу зачастую выбалтывал больше, нежели при произнесении официальных речей. Кореин пристально уставился на председателя Комитета по обороне. Насторожился и Городин. Адмирал всю жизнь воевал да и теперь с радостью вернулся бы к привычному ремеслу, оставив управленческие обязанности на председателя Комитета и его многочисленных помощников. Подобный подход был вполне объясним: Советники разбирались только в своих сферах, в то время как председатели Комитетов руководили работой подведомственных учреждений. А уж начальники отделов знали даже такие подробности, как кто и с кем спит.
— Бирд — один из них?
— Вполне возможно, — важно изрек Лу и тотчас умолк.
«Пожалуй, — подумал Кореин, — это стоит запомнить».
— Старая дружба? — негромко осведомился Тинь.
— Суди сам — почти двадцать лет.
— Насколько это безопасно для Уоррика? — спросил Городин. — Что конкретно мы подвергаем опасности?
— Немногое, — успокоил Лу. — Во всяком случае, не дружбу Уоррика и Эмори. У Уоррика есть своя епархия, и потому он редко к ней заходит. И наоборот. Фактически между ними вражда. Доктор Уоррик потребовал себе автономию внутри Ресиона. И получил ее. Центристов в Ресионе нет. Но Уоррик не на стороне Эмори. Так или иначе, он явился сюда для консультаций с Комитетом по поводу перевода на другое место работы.
— Он один из Особых, — разъяснил Кореин, предназначая реплику для всех, не имевших отношения к Ресиону и потому не вполне представлявших себе, кем был Уоррик. Джордан Уоррик считался признанным гением и был официально объявлен национальным достоянием. — Уоррику чуть больше сорока, он терпеть не может Ариану. У него была дюжина возможностей покинуть Ресион и основать собственную лабораторию, но Эмори в Комитете всякий раз спускает вопрос на тормозах. Она не хочет отпускать Уоррика. — Михаил лично изучал все, так или иначе связанное с Ресионом. И такой подход был вполне объясним. Правда, раздобывать удавалось не всю информацию; кое-что, включая и способность Лу отслеживать нужные связи, оставалось для Михаила тайной за семью печатями. Выдержав паузу, Кореин уточнил:
— Бирд может связаться с ним?
— Расписание пошло вкривь и вкось, — мягко произнес Лу, на мгновение обретая сходство с университетским профессором, наставляющим студентов. — Конечно, повестку дня все равно придется приводить в порядок. Уверен, кое-что можно устроить. Мне взять это на заметку?
— Вне всякого сомнения. А пока сделаем перерыв. И пусть народ займется работой.
— В таком случае, встреча возможна только утром, — заметил Тинь.
— Мои сотрудники будут здесь, — сообщил Михаил, — сегодня вечером, но попозже. Если случится нечто, требующее… — Советник выразительно пожал плечами. — Нечто естественное… Вы, господа, надеюсь, понимаете, о чем речь… — Слово «встреча» было из лексикона, которого единомышленники старались избегать в разговорах. Тем более, что кое-кто из помощников мог неправильно понять, что имелось в виду. А потому Михаил осторожно заметил: — Мои сотрудники свяжутся с вами лично.
По окончании встречи, когда присутствовавшие стали расходиться по своим делам, Михаил на мгновение задержал Городина и Лу.
— Сможете заполучить Уоррика?
— Лу? — спросил адмирал. Тот, пожав узкими плечами, бросил:
— Постараемся.
2
Человек, появившийся в конференц-зале, имел самую обычную внешность: неброский коричневый костюм, в руке — плоский чемоданчик, довольно потертый, что свидетельствовало о склонности его владельца к путешествиям. При случае Кореин не смог бы выделить этого человека из толпы; русые волосы, привлекательные черты лица и атлетическое сложение не слишком бросались в глаза. И уж тем более он не выглядел на свои сорок шесть лет. Однако этот неприметный человек был окружен телохранителями, которые вскоре перепоручили его заботам военной полиции. По всей вероятности, пальто ему всегда подавала прислуга, а помощники сопровождали всюду, куда бы он ни пошел. И уж тем более он не летал обычными самолетами, а его чемоданчика не касались руки служащих багажных отделений.
Эмори относилась к разряду Особых. Лиц с таким статусом в Ресионе было трое — больше, чем где-либо еще. Одним из них был и этот человек. Поговаривали, будто он обладал способностью прямо в уме конструировать и приводить в порядок целые системы развития психических складов. Даже компьютеры были не в состоянии справиться с такой задачей. Если возникала нужда протестировать или исправить какую-нибудь важную обучающую ленту, то неизменно обращались к сотрудникам Уоррика. А когда разработчики бились над какой-нибудь непосильной загадкой, Джордан Уоррик брался за дело и неизменно находил причину неполадки. Больше ничего об Уоррике Кореин не знал. Этот человек был признанным гением и потому находился под охраной государства. Как Эмори. Как еще дюжина Особых.
И коль скоро Ариана старалась выхлопотать подобный статус для двадцатилетнего химика и открыть на Фаргоне представительство Ресиона, дабы зачислить молодое дарование в свой штат, то, принимая во внимание ее амбициозный проект по освоению Дальнего Космоса, следовало полагать, что для ее стараний имелась весьма существенная причина.
— Мое почтение, господин Лу! — воскликнул доктор Уоррик, пожимая руку председателю Комитета по обороне. — О, адмирал, какая приятная неожиданность!
Оппонент Арианы обеспокоено, но не враждебно посмотрел в сторону Кореина и наконец протянул тому руку:
— Здравствуйте, Советник! Не ожидал увидеть вас.
Михаил вмиг ощутил, как забилось в предчувствии опасности сердце. Уоррик, вспомнил он, не принадлежал к числу блестящих умов, живущих в отрыве от реальности, — Джордан был психохирургом, его работа заключалась в беспрестанном манипулировании, и потому ему ничего не стоило распознавать намерения окружающих. И все это было скрыто под маской угрюмой любезности и живому не по годам взгляду.