Во Введении Д. Е. Мишин сосредоточивается на вопросе о том, что скрывается за арабским термином сакалиба (мн. ч.). Арабская лексема саклаби (ед. ч.) представляет собой заимствование из греческого σκλάβοζ ‘славянин’, потому уже в XVIII ст. первые исследователи однозначно толковали араб. сакалиба как ‘славяне’. Однако, во-первых, с середины XIX в. и позднее рядом авторитетнейших ориенталистов обосновывалась базирующаяся на некоторых источниках точка зрения, согласно которой под сакалиба мусульманские писатели подразумевали в некоторых случаях вообще всех светлокожих выходцев из северных по отношению к миру ислама регионов, в том числе и неславян. Помимо того, во-вторых, предполагалось, что если слово сакалиба первоначально и означало именно «славяне», то постепенно оно утратило свой этнический характер, став категорией социальной и применяясь в мусульманской Испании к невольникам-евнухам вообще («андалусские сакалиба — практически исключительно евнухи; мы не видим в Испании ни одного неоскопленного слуги-саклаби… и ни одной невольницы-саклабиййу» [C. 227]).
По мнению Д. Е. Мишина, которое он затем подробно аргументирует в книге, последний из указанных семантических сдвигов имел место только после 1030-х годов, когда «число упоминаний о сакалиба резко сокращается. Логично поставить вопрос, не произошло ли изменение значения понятия сакалиба тогда, когда самих сакалиба в мусульманском мире уже почти не стало. В это время слово сакалиба, чтобы продолжать оставаться в употреблении, должно было изменить свое значение, что и произошло: в эту категорию стали включать всех, в том числе и чернокожих, евнухов. Вместе с тем нет впечатления, что происшедшая перемена действительно приобрела всеобщий характер… В толковых словарях арабского языка слово саклаби по-прежнему интерпретировалось как "выходец из народа сакалиба", а не как "евнух"; так же оно толкуется и в справочниках по нисбам. Изменение коснулось, по всей вероятности, разговорного языка, … причем … прежде всего на западе мусульманского мира» (С. 20, см. также: С. 309–310). «Таким образом, — резюмирует исследователь, — сакалиба в исламском мире предстают как люди, принадлежащие к "народу сакалиба". Это наблюдение ставит перед нами задачу выяснить, что подразумевали восточные авторы под "народом сакалиба"» (С. 21).
Данной проблеме посвящена первая часть монографии («Название сакалиба в средневековой исламской литературе»). При этом исследователь оговаривает, что «анализироваться… будут не все упоминания о сакалиба, а только те, из которых ясно, к кому восточные авторы применяли это название» (С. 27). Впрочем, на некоторых «туманных упоминаниях о сакалиба " Д. Е. Мишин в примечаниях останавливается довольно подробно (С. 42–44, прим. 1), в том числе на давно дебатируемом в специальной литературе вопросе о загадочных сакалиба, с которыми столкнулся к северу от Кавказа совершавший в 737 г. поход против хазар арабский полководец Марван ибн Мухаммад.
Сочинения с упоминаниями о сакалиба сгруппированы в первой части по трем главам: «Авторы, лично посетившие Восточную и Центральную Европу»; «Авторы, не посещавшие Восточную и Центральную Европу, но опиравшиеся на оригинальные источники»; «Поздние компиляторы». Данная организация материала представляется удачной и функциональной, определенно отделяя источники первичные от вторичных и «третичных», что особо ценно для неориенталистов, давая им четкую ориентацию в сложном восточном материале. Д. Е. Мишин по каждому разбираемому источнику указывает, какую информацию о сакалиба он содержит, зачастую пространно приводя ее, а по второй и третьей группам — откуда сведения были почерпнуты.