В моей ты власти, смертный, встанешь на коле́ни?
Болезни отступили, их прогнал какой-то "ле́карь".
–
Чума идёт от полиса до полиса – их души льнут ко мне́,
Потом Танатос заявляет: "Владыка, в мир пришёл мудре́ц".
Доколе, Зе́вс? Опять кого-то натаскал Герме́с?
Смотрю: там ты, лишь те́нь – не бое́ц, не Одиссе́й.
–
Какой-то червь решил артачиться, хулить Судьбу́?
Ты не Гомер, но слеп – избрал неверную стезю́.
И как Олимп позволил смертному подо́бное?
Даю тебе минуту – порази меня рито́рикой.
–
Аид, ликую я, такая честь стоять перед тобо́й,
И Персефона здесь, хвала и ей за шелест кро́н.
Ты правду говоришь, мне надоело видеть го́ре,
Не гордость говорит, а Надежда – из ящика Пандо́ры.
–
Всё понимаю, Владыка душ – се твой хле́б,
Но людям нужно много жить, чтобы помудре́ть.
Зачем богам глупцы, что топчут эти зе́мли?
Я их лечу, они цветут, создают Лике́и.
–
Изучат мир, поймут Добро – обрящут Све́т,
Подумай сам: возьмёт их седина, но сколько будет же́ртв?
Вам строят алтари, возводят храмы, слёзно мо́лят,
И ты пожнёшь достойный плод – отстроишь здесь Некро́поль.
–
Скажу и так: мы созданы богами – это че́сть,
Грек не боится смерти, чтит заветы Де́льф.
Философы напишут про тебя – ты мера всех веще́й,
Я дал им жизнь, чтоб понимали – достойно нужно встретить Сме́рть.
Вечная Терра
Разум мой узнал тебя, взор зацепился за рога́,
Тебя оплёл ярчайший Свет, в нём зрею я Сина́й.
И быть не может, оживший архетип – так глаголил Фре́йд,
Что делает в моей квартире законодатель Моисе́й?
–
Я вжался в кресло, на руках моих криста́ллы,
И что за Свет мерцает за окном, это что – пульса́р?
В моём немалом зале вещи все пропа́ли,
Смотрю по сторонам, мой Бог – фантомы воскреса́ют!
–
Тебя я знаю – Ролан Барт, а там сидит Фуко́,
Читал про вас, общался с вами – постоянный диало́г.
Вот это да! Мой образ мысли есть "номад", а вот Делёз,
Но почему вы здесь? Вас Бог сюда привёл?
–
Меня пугает Тьма, меня пугает пепел за окно́м,
Там чёрная дыра, мой зал – корабль: вон и горизо́нт.
Пенроуз и Хокинг думали об этом, теперь и наш черёд?
И почему молчите вы? Какой в безмолвии то́лк?
–
Платон, Сократ, вокруг вас легио́н,
Всё сузилось до комнаты, но место всем нашло́сь.
Даймония послал мне Бог – я визионе́р,
Вы не химеры – нет, вы – центральный не́рв.
–
Я осмыслял бытие, ваши души помогали мне в э́том,
Один у нас этос, ведь терраформируем ве́чность!
Аристотель, спасибо, ковал ты из меня поэ́та,
Ура! Всё понятно, это агония тела, а вы – мост в посме́ртие.
Судьба человека
О, Боги, вот он я – мессия, долгожданный ца́рь,
Олимп, святая ты гора – Зачем Зевес меня посла́л?
Аид сидит себе в Гадесе, гадает на грана́тах,
Шучу, не знаю я, какие у Богов заба́вы.
–
Уж ладно! Мой кузен – великий Промете́й,
Зажёг огонь, культуру дал – поклон ему отдай же, челове́к.
Зевес, конечно, Бог строптивый – всех он наказа́л,
Но как ещё познать, что есть добро, как громыхает поступь зла́?
–
За этим тут и я! Смотрите, будто сын Афи́ны,
Из золота моя броня, а мышца? Такой не видели вы си́лы!
Арес, тьфу на тебя! На моём фоне ты лишь не́мощь,
Пришёл я в мир, готов бороться, хочу, чтобы Добро воспе́ли!
–
Иду вперёд – но, где живут злодеи? Не вижу и́х,
Титанов нет, гигантов нет, как мне найти ехи́дн?
Какой-то странный Мир! Все плакали и вы́ли,
Пришёл рассеять Тьму, где прячется проти́вник?
–
Старик, скажи мне, будь так мил – где идёт война́?
Молили вы, грозили Небесам, кричали – "Тут кошма́р!".
Пришёл герой, смотрю вокруг, не вижу ничего́,
Зачем тогда кричать? Вы звали, я пришёл.
–
Ха-ха, герой! Что ты себе придумал, что это за эпо́с?
Ты оглянись вокруг, младенцы мы, так где ты ищешь зрело́сть?
Тела их подросли, но духа в этой плоти далеко нема́,
Грызут друг друга, пьют, дерутся – вот и вся "война́"!
–
Ты прежде, чем бросаться в Мир – поду́май,
Человек свой главный враг, себя же он и гу́бит.
Ты выдумал себе врагов – ехидн, титанов, страшных га́рпий,
Но нет кошмара пуще нас – хоть это люди не призна́ют!
Свеча
Раньше тебе казалось, что ты родился слепы́м,
Всё было затянутой пеленой: казалось, что мир плы́л.
Чудилось, будто он состоит из расплавленных цифербла́тов,
И голоса раздавались как-то приглушённо – советское ра́дио.
–
Тот человек в подъезде, чем же он бы́л?
Не пил, не бил, ребёнок в душе, но телом – стари́к.
У него был в сердце родник, он тебя окропи́л,