Каждый акт гедонизма пронзает стрела солипси́зма,
И потому я нашёл Того, Кто в итоге дарует мне смы́сл.
–
Скажет мне пастор громко – "Радуйтесь, братья, всегда́",
Я не хочу это делать, мне аффирмация не нужна́.
Хочу, как Израиль, бороться, особенно со своим ду́хом,
У меня нет сейчас "Я", есть только ненужные ду́мы.
–
Возьму всё самое лучшее, что дала мне культу́ра,
Буду сражаться с тем, что следует за мной неотсту́пно.
Трагедия человека – это то, что познал Достое́вский,
Это невозможность познать себя, но возможность искать своё ме́сто.
Красный угол
Ох, какое тут всё красное… А детское лицо? Оно же прекра́сное!
Алая кровь на плитке, здесь чуется Танатоса запа́х.
И красное вино на полу, кровавые брызги на сте́нах,
Я не смог бы находиться тут, но со мной долг и символ ве́ры.
–
Красные мигалки скорой, а вот красный халат хозя́йки,
Её жизнь уж оборвалась, но вижу, что она сража́лась.
Я стою в центре этого зала, как будто готовлю ме́ссу,
А в красном углу иконы, но не склонят там больше коле́ни.
–
Соседка кричит за дверью, что это "проделки Черта́",
Я смотрю на мёртвых людей, в стеклянных глазах вижу А́д.
Тут практически преисподняя: смесь из красных цвето́в,
На обоях красный оттенок, на полу кровь и вино́.
–
Не могу приступить к молитве, мне кажется, что я – Иису́с,
Я словно попал в пустыню, а это искушений пу́ть.
Мне бы снять одежду пастора, перестать говорить о Бо́ге,
Я бы спрятался от людей, но разве это помо́жет?
–
"Отче, прости сих детей, они не ведают, что творя́т",
Ты простил даже разбойника, Ты преисполнил верой меня́.
Выгнал менял из храма, в Тебе тоже есть святая я́рость,
А я сейчас среди трупов, я тоже ей исполня́юсь.
–
Мои горькие размышления прервал чей-то тяжёлый ша́г,
"Ну как, прочитали молитву? Это важно, ведь я их зна́л".
"Да, прочитал молитву, но по их душам не буду скорбе́ть,
Мне бы сохранить себя, а это сложно средь зла и смерте́й".
К мёртвым
Подумай… Хм, так это теперь полноценный перфо́рманс,
Нам ведь выпало жить в непростую эпо́ху.
Состояние перехо́да, постоянно меняется мо́да,
Так ты и не про́тив, ведь удовольствие – твой нарко́тик.
–
А что, если я выбью твой косты́ль? Задам вопрос о бытии́?
И вот ты уже зати́х: рот приоткрыт, а глаза пусты́.
Может сходим в твою це́рковь? Какие нынче иконы у детей Интерне́та?
Фирменные ве́щи? Поп-идолы и конце́рты? Продукция Apple?
–
Мы всё ещё утопию стро́им, а от тебя разит меланхолией и алкого́лем,
Вокруг нас новые бо́ги, вибрация тревоги, проблемная эколо́гия.
Но это всё отступле́ние, меня не особо волнует дух вре́мени,
Я подожду: прочитай молитву технике, пусть слышат и ме́диа.
–
Так что там с бытиём? И зачем ты живёшь?
Это атомарный вопро́с, не стоит кривить лицо́.
У тебя дыра в груди, я издалека вижу э́то,
Порой ты заедаешь боль, иногда покупаешь новые ве́щи.
–
Тут нет челове́ка, ты толпа, что требует хлеба и зре́лищ,
Круги на воде́, которые больше не репрезентуют бытие́.
Ты пустышка, ничто, типовой адрес в интерне́те,
Не боишься сме́рти, ведь заблокированы мыслительные проце́ссы.
–
Я пришёл рассыпать зёрна сомнения, ведь Моя слава ещё велика́,
В Меня ещё верят твои предки, но таких, как ты, Я не создава́л.
Существую ради тех, кто вечность в сердце несёт,
Ведь тот, кто выбился в люди, уже не вернётся в "наро́д".
Ад – это другие
Когда гаснет све́т, что проявляется в липкой тьме́?
Тебя обнимают бесплотные те́ни, ты слышишь се́рдца бие́ние.
И за окном огни небе́сные, похожие на тусклую све́чку,
О стёкла разбивается вете́р, тебя охватывает лёгкий тре́мор.
–
Давай дойдём до зе́ркала, чтобы найти отраже́ние,
Кошмары – плод воображе́ния, огонь их призван разве́ивать.
Хочется увидеть плазмы движе́ния, почтив этим Промете́я,
Свет от зажигалки вре́менный, но лишает тебя тяжкого бре́мени.
–
Здесь кто-то е́сть, может попробуем их сче́сть?
Ты – это те́кст, что зачитывается с обшарпанных сце́н.
Но нет свободных ме́ст, ведь всех увлекает проце́сс,
Механизм борьбы с са́спенсом, угнетающим нашу са́мость.
–
Искры выхватывают из тьмы твоё лицо́, где-то рядом вздыхает и Режиссёр,
А между вами промежуточное звено́, ему сознание не дано́.
Ты растерян, ведь рядом есть кто-то ещё, ему Мир тоже до́м,
А для тебя он что́? Может со́н? Может череда жутких грёз? Шум от несмолкающих гро́з?
–
Режиссёр ничего не ска́жет, а твой предок покажет нечто неверба́льное,