Я не потерял присутствия духа. Мне сразу же пришло в голову, что пострадавший нуждается в медицинской помощи. Неподалеку жил очень опытный хирург, с которым мы были хорошо знакомы, и я послал за ним. Раненого внес ли в большую комнату и положили на пол. До этого времени я понятия не имел, кто он. Теперь смог рассмотреть его лицо. Смертельная бледность не помешала мне узнать этого человека. Уайетт, да, Уайетт лежал, стеная, у моих ног!
Вскоре пришел хирург, который сообщил, что надежды нет. Через четверть часа Уайетт скончался, не приходя в сознание. Хирург, домовладелец и еще несколько свидетелей хорошо меня знали. Особых объяснений не потребовалось. Мне можно было поставить в вину только самозащиту. Домовладельца попросили оставить у себя труп до утра, а меня беспрепятственно отпустили домой.
До сих пор мой мозг лишь спонтанно отзывался на все, что я делал или переживал. Я не мог оценивать происходящее так, как оценивал его теперь, в отсутствие непосредственной угрозы.
Опасность, исходившая от этого человека, угнетала меня. И я даже не задумывался, что будет, если источник опасности уничтожить. В то время мне казалось, что главное – найти способ обезвредить его, призвав на помощь проницательность и храбрость. И вот угрозы больше нет. Разум, в котором мог созреть чудовищный план, угас навсегда. Руки, готовые исполнить волю этого разума, отныне неподвижны. В одно мгновение Зло утратило силу, и никогда уже Артур Уайетт не сможет осуществить своих коварных замыслов. Наша жизнь после сообщения о его гибели во время бунта на корабле была спокойна и безоблачна. Потом страх и смятение вновь овладели нами, когда ошибочность этой информации стала очевидной. Но теперь его смерть позволяла восстановить прежнюю идиллию. Я собственными глазами видел труп нашего врага. Бесславной карьере этого человека, всем его злостным интригам и безумным намерениям, так долго державшим нас в страхе, пришел конец!
В ходе моих недавних размышлений мелькала и мысль о возможной кончине Артура Уайетта, что представлялось мне желательной развязкой. Но я почти не рассчитывал на такой исход. Среди длинного перечня всевозможных случайностей была и эта, но вероятность ее, как и всякой другой, казалась ничтожно малой. На то, что это может произойти внезапно, рассчитывать не приходилось. Я полагал, что, если нам доведется убить его, сначала мы должны будем придумать множество хитростей и уловок, составить подробный план действий.
И вот он мертв. Я убил его. Как это возможно? Я ничего не замышлял заранее. Меня вынудила необходимость. Окажись на месте Уайетта мой родной отец, все было бы точно так же. Я не отдавал себе отчета в том, что творю. Неужели это правда? Какой-то миг – и злодея больше нет. Глаза не обманывали меня. Я видел его агонию, видел его последние судороги. Зло уничтожено, и это сделал я!
Вот в каком состоянии пребывал мой рассудок после ужасного происшествия. До этого я был спокоен, внимателен, сосредоточен. Смотрел по сторонам, отмечая все, что попадалось мне по пути. Был склонен к раздумьям, но они не захватывали меня полностью, не мешали воспринимать окружающий мир. Что-то приковывало мое внимание, что-то нет, я легко отвлекался от собственных мыслей, наблюдая за тем, что происходит вокруг.
Теперь свободному волеизъявлению пришел конец. Мой разум – в оковах! Сраженный удивлением и обессиленный, я был сбит с толку и от избытка противоречивых мыслей не мог здраво рассуждать. Не мог даже следить за дорогой. Когда мне наконец удалось сконцентрироваться, я сообразил, что держу путь не домой, а в противоположную сторону. В нескольких шагах был виден особняк банкира. Тут только я спохватился и повернул обратно.
Мысли о доме пробудили во мне новые переживания. Я совершил непоправимое! Человек, которого я убил, был братом моей благодетельницы и отцом моей возлюбленной.
Стоило мне подумать об этом, и меня тут же захлестнуло безысходное отчаяние. Как я расскажу о случившемся? Какой эффект это произведет? Благородство и доброта госпожи порой застили ей правду, мешая видеть то, что подсказывало благоразумие. Безнравственность ее брата не знала границ. Язык сострадания был для него не более понятен, чем бормотание обезьяны. За сорок лет жизни он совершил множество черных дел, но сердце его было глухо к раскаянию. Он преследовал только одну цель: отнять у сестры душевный покой и, опровергая доводы добра, опорочить ее имя.
И все-таки он был ее братом. Человеческая природа такова, что даже у самого злостного негодяя под воздействием благотворного влияния может проснуться совесть. Во всяком случае, пока он жив, надежда на это продолжает теплиться. Узы родства близнецов гораздо крепче, чем бывают просто у брата и сестры. Миссис Лоример всегда полагала, что их судьбы тесно переплетены. Слухам о его гибели она отказывалась верить. То, что обрадовало ее друзей, вздохнувших с облегчением, ей самой принесло лишь боль и отчаяние. Мысль, что когда-нибудь он вернется домой, раскается, встанет на путь добродетели, утешала мою госпожу, которая упрямо держалась за нее.