На страничке рукописи с заглавием «Сакральное» написаны эти слова:
«Различные темы Конрада. Вина. Угрызения. Искупление». Слово «Конрад» зачеркнуто.
Стр.92
«В чем для меня выражается само понятие сакрального?»
Цитата из текста Мишеля Лейриса «Сакральное в повседневной жизни» (Н. Р.Ф., июль 1938), вышедшего в сборнике «Манифест Коллежа Социологии», который открывался текстом Ж. Батая «Ученик чародея».
Стр.92
Постоянная угроза смерти — пьянящий абсолют…
Уже одном из писем 1934 г. Лаура писала:
«Идея смерти, когда следуешь ей до конца… до полного разложения, всегда приносила мне освобождение, а в тот день как никогда. Я во всех деталях рассматривала различные формы «несчастного случая», и все они казались мне желанными и восхитительными. Мне становилось покойно и даже весело».
И в (не отправленном) письме (август 1936):
88
«Ну что ж, а если это — смерть?
«Достанет ли мне мужества любить смерть?»[23]
Боюсь, что во мне что‑то сломается: разобьет паралич, окажусь слабой.
Не заменяют ли наваждения страх перед Богом? Допустимо ли до такого дойти?
Я хочу говорить о «любви к смерти», потому что только это значит любить жизнь без ограничений, любить ее настолько, вплоть до смерти. Испытывать не больше ужаса перед смертью, чем перед жизнью. При этом условии я чувствую, как снова становлюсь… благородной.
Стр.92
… выбрасывает наружу мою глубинную суть…
В первой, черновой версии этого текста Лаура написала: «выбрасывает наружу сокровенную сущность человека».
Стр.92
Когда вы называете «сакральным» то, что заставляет вас защитить друга от наветов…
Намек на разговор Лауры с Мишелем Лейрисом, которому и предназначался этот сборник заметок о сакральном, хотя они и не дошли до него при жизни Лауры.
Стр.94
Бывают «пред–сакральные» состояния, которым для исполненности не хватает самой малости.
В следующем тексте окончательно выражено значение, которое имели для Лауры эти два опыта:
«Эта девочка, которая падала в обморок из‑за отмены вечерней молитвы — каким авторитетом она обладала в моих глазах! Как я ей завидовала: обмороки, болезненная усталость, то были знаки высшей набожности.
Принимающие первое причастие девочки, которых я видела, стоя за одним из витражей.
Зеркало и
Лужайка… седьмое небо
Влажная земля была ли я когда‑нибудь еще дальше?
Раздавленные сочащиеся цветы
Цветник…
Мои привычки.
Превращение в пепел
Всё в сточную канаву»
Незадолго до того, как были написаны эти заметки о сакральном, Лаура пробовала заняться медитацией, следуя следующей схеме из книги Д. С. Лонсбери («Будайская медитация»), хотя сам дух этой книги вызывал у нее отвращение: «лежа на спине на открытом воздухе, смотреть на небо, на облака, в пространство — Пространство безгранично — Все является пространством — Пространство в нас самих — Думать о пространстве между звездами, между клетками своего тела — везде — заполнить свой разум идеей пространства. Сделать так, чтобы исчезли: облака — земля — небо, чтобы отождествить себя с пространством. Не осознавать ничего, кроме пространства». По всей видимости, это единственное упражнение подобного рода, которое Лаура выполняла.
Стр.96
Одно воспоминание, которое, какмне кажется, содержит в себе итог моего понимания Сакрального.
Можно соотнести это воспоминание со следующим отрывком из «Истории девочки»:
«Все ожидали шествия. Я видела флаги и знамена дебильных юнцов и кривоногих старцев (с тросточкой в руке); увидела хоругви и мишуру пропахших потом священников (зеленые вонючие подмышки), видела засаленные наплечники и четки девушек, трепещущих чад Марии: «Отец мой, меня посещали дурные мысли». Все орали и выдыхали гниль зубов: мы наде–е-е–жда Франции. Три старухи, тряся жирными патлами, обнажали меж усов вставные челюсти с остатками прогорклой облатки.
И вот ты под флагами, какая нездоровая святость! Хочешь — разочаровано улыбайся, хочешь — залейся веселым смехом… Но нет, я остаюсь тут, изрыгая кровь своих предков, которые похожи на тебя».
23
«Я становлюсь, как старая дева, мне не хватает мужества любить смерть» (Артюр Рембо, «Сквозь ад», «Дурная кровь»).