я коронации было перенесено в Москву; родом и начало службы его — в Арзамасском уезде Нижегородской губернии), ему сослужили митрополит Киевский Ионникий (Руднев) и Московский Сергий (Ляпидевский), среди прочих, принимал участие в торжественной церемонии и протоиерей Иоанн (Сергиев — Праведный Иоанн Кронштадский). Митрополит Московский Сергий (Ляпидевский) обратился к Николаю II со словами: "…как нет выше, так нет и труднее на земле Царской власти, нет тяжелее Царского служения. Через помазание, видимое да озарит невидимая сила свыше… Твою самодержавную деятельность ко благу и счастью Твоих верноподданных". Государь вошёл Царскими Вратами в алтарь и причастился Святых Христовых Тайн, как священнослужитель. Ставший на колени и произнёсший соответствующую молитву Император был миропомазан и причащён. Исповедание веры составляло непременное требование чина коронации. Император сначала торжественно возглашал его в церкви, и затем, написанное, за собственноручной подписью, передавал патриарху. Оно содержало Православный Никео-Царьградский Символ Веры и обещание хранить апостольское предание и установления церковных соборов. Громким отчетливым голосом Государь Император произнёс символ веры, после чего возложил на себя большую, а на Государыню Императрицу Александру Фёдоровну малую корону; затем был зачитан полный императорский титул, прогремел салют. Все реликвии принимаются Царём "во имя Отца и Сына, и Святого Духа", земное царство вверено Государю от Господа, с прошением о том, чтобы Господь всеял в сердце Его страх Божий, соблюл его в непорочной вере, как хранителя святой Церкви, "да судит он людей Божиих в правде и нищих в суде, спасёт сыны убогих и наследник будет Небесного царствия". «Всё, что происходило в Успенском соборе, — фиксировала хроника, — точно толчки сердца, разносились по всей необозримой толпе и как бьющийся пульс, отражалось в самых отдалённых её рядах. Государь коленопреклонённый молится, произнося, святые, великие, исполненные столь глубокого значения слова установленной молитвы. Все в соборе стоят, один Государь на коленях. Стоит и толпа на площадях, но как все разом притихли, какая благоговейная тишина кругом, какое молитвенное выражение лиц! Но вот Государь встал. На колени опускается митрополит, за ним всё духовенство, вся церковь, а за церковью весь народ, покрывающий кремлёвские площади и даже стоящий за Кремлём. Только один Царь стоит перед своим троном, во всём величии своего сана, среди горячо молящегося за Него народа». «Ты же Владыка и Господь мой, поставь мя в деле на неже, послал мя еси. Вразуми и управи мя в великом служении сем. Буде сердце мое в руку Твоею еже вся устроите к пользе врученных мне людей и к славе Твоей егда и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово». «С этой минуты…Он (Николай II) почувствовал себя помазанником Божиим, чин коронования… был для Него полон глубокого смысла. С детства обручённый Россией, Он в этот день как бы венчался с ней», — вспоминал Л.Р. Туксен. «Чудесные весенние дни, исторический город, разукрашенный флагами, звон колоколов с высоты, более тысячи колоколен, толпы народа, кричащие «УРА!», коронованная молодая царица, сияющая красотой, европейские царствующие особы в золочёных каретах — никакой строгий церемониал не мог породить в толпе большего энтузиазма, чем лицезрение всей этой картины». Чин коронования проходил с исключительной торжественностью. Красота была во всём и затмевала всё, что приходилось видеть. Успенский Собор, свидетель нескольких веков русской истории, в котором венчались все цари из Дома Романовых; сонм духовенства в великолепных облачениях, с митрополитами во главе; чудное пение — всё это придавало торжеству глубоко мистический характер. «Царь в глазах православного народа воплощение всего лучшего, образец смиренного служения Богу и смиренного служения людям. Любовь к Царю, к помазаннику Божьему — это чувство к отцу Отечества, оно неизгладимо из русского сердца», — отмечал Преподобный Серафим Саровский. Служение народу Николай II воспринимал как свою священную обязанность; к подданным он относился, как любящий отец. В исторической памяти сохранилось множество случаев особенно трогательного отношения государя к простым людям. К России Николай II относился не сентиментально, но религиозно: служение Родине для него не отделялось от служения Богу. Царь был представителем национальной русской культуры и такой над мирной реальностью как Святая Русь. Ответственность перед Богом за вручённую Ему власть за судьбу державы и всего народа Государь Николай II Александрович выразил в словах манифеста от 3 июня 1907 года: «От Господа Бога вручена нам власть царская над народом нашим, перед Престолом Его мы дадим ответ за судьбы державы Российской". «Я питаю твёрдую, абсолютную уверенность, что судьба России, моя судьба и судьба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на место, где я нахожусь. Чтобы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он мне вверил» — слова Царя-Мученика Николая. «Кто построил основание свое на камне веры, тот при реках скорбей и при бурях искушений не падёт», — прп. Ефрем Сирин. Государь, как человек церковно-верующий, сознавал себя Помазанником и Царём в том высоком и ответственном понимании этих обозначений, которые присущи учению Церкви. В наши времена многие народы мало знают отношение царств человеческих к царству Божию, и, что особенно странно и достойно сожаления и ужаса, — мало знают это народы христианские. Мало знают, не потому чтоб не могли знать, но потому что не хотят знать, и стремящиеся быть мудры между всеми, с пренебрежением отвергают доказанное и признанное древнею мудростью, освященное и утвержденное Божественною властью; им не нравится старинное построение Государства на основании благословения и закона Божия; они думают сами гораздо лучше воздвигнут здание человеческих обществ в новом вкусе, на песке народных мнений, поддерживать его бурями бесконечных распрей. В такие времена особенно нужно напоминать себе и крепко содержать в памяти оправданное судьбой отечества нашего, преданное нам от предков наших, или лучше сказать — от пророков Божиих, то учение, что владеет Вышний царством человеческим, что Господне есть царствие и Той обладает языки. Если бы этой истины и не открыло нам слова Божие: мы могли бы найти ее в общем составе наших познаний о Боге Творце и Промыслителе. Так как Бог есть Творец вещественного мира и мира духовного: то без сомнения, Он есть и Промыслитель как того, так и другого мира. И если примышление Божьего требует мир вещественный, движимый необходимостью законов при сотворении в него внедрённых: то тем более требует его мир духовный. А как благоустроение и охранение общества человеческого преимущественно зависит от верховной над ним власти: то и оказывается необходимым, чтоб промышление Божие преимущественно сосредоточено было над верховною властью, чтоб владел Вышний царством человеческим. Но вспомним предисторию, которая привела к трагическим последствиям. В результате двух реформ Алексея Михайловича и его сына Петра, соборное тело России оказалось разрушено. Была нарушена симфония светской и духовной власти. Патриаршество было заменено государственной структурой Синодом, прежде законодателем был Бог, а теперь — человек и его разум, российская государственность приобрела все характерные черты западного цезаро-папизма. Земские соборы были упразднены. Реформы Петра открыли дорогу к высшим государственным должностям иностранцам. На Русь хлынули искатели приключений и авантюристы. Пришло другое просвещение: прежде целью было небо, душа и жизнь вечная, теперь — плоть, земля, её блага. Была утрачена сакральность власти, связь власти с народом. Пётр I установил в России крепостное право по западному образцу. В стране внедрялись иностранные традиции, появилась либеральная интеллигенция и чиновничья бюрократия — главные разрушители исторической России. "Революционная перестройка" Петра поощряла разгул, разврат, воровство и тяжёлый гнёт крестьян. Двор утопал в роскоши, а народ и земля Русская были нищими сиротами. Император Александр II в 1861 году отменил крепостное право. Ф.М. Достоевский в своём "Дневнике" (1879 г.) писал: "Одна из характерных черт русского либерализма — страшное презрение к народу. Русскому народу ни за что в мире не простят желания быть самим собой. Все черты народа осмеяны и преданы позору. Для либерала, что проживает за границею, русский народ — косная масса, немая, глухая, устроенная лишь для платежей податей. Западные наши либералы — партия, готовая к бою против народа. Она гнушается идеей солидарности властей и простого мужика. Русскому, который хочет стать настоящим европейцем, нельзя не сделаться в то же время естественным врагом России. По сути, ненавидят и бьют свою мать. Более того — либералы наши западные, борясь за свободу, опутали себя своими идеями, как верёвками. А когда надо высказать свободное мнение, они трепещут — а либерально ли выйдет? А похвалят ли в Европе? И выкидывают наши западники такие коленца, что и самому страшному деспотизму, и насилию не придумать. Нашему либералу кажется: "Мы выучим народ грамоте, обольстим его Европой, зас