Наша молитва и название имеет иное. Слово «молитва», которое мы используем, означает «воздействие», и мы переживаем её как установление состояния святости, в котором, отрешившись от мирских забот, мы привлекаем к себе силу Небес.
У нас молятся, как будто поют, уносясь за край света — и это было как раз моим случаем в тот момент, о котором я говорю.
Икона, на которой я сфокусировалась во время молитвы, была из тех всем нам знакомых византийских образов, покрытых старым потемневшим серебром.
На ней был изображён святой Сергий-Чудотворец, про которого говорят, что он положил начало монашеству в России. Его лицо было едва видно, но металл его облачений таинственно блестел в жёлтом сиянии лампады, что денно и нощно горела перед иконами.
Учитывая состояние, в котором я тогда находилась — неудивительно, что в моих глазах едва прорисованное лицо святого Сергия приобрело необычные пропорции.
Его глаза ожили, и я почувствовала в них настоящий взгляд. Явно не взгляд великого святого, но скорее взгляд того Неизвестного, с которым я связала себя.
Я признаюсь вам в ещё большем. Понемногу моя молитва превратилась в подлинное слияние моей внутренней сути с измученным Магом, которым я восхищалась уже с дюжину часов. И с течением времени слияние становилось всё сильнее, до той степени, что я уже не чувствовала своего существования даже телесно.
Сладость этого чувства тяжело описать, ибо слова будут слишком слабы и слишком конкретны в сравнении с этим изумительным состоянием абсолютной благословенности. Представьте себе ласку без единого прикосновения, теплоту, в которой нет ничего плотского, множество поцелуев, не дотрагивавшихся ни до единого места. Если вы можете представить себе то особое наслаждение, что приходит от такой нежности, вы приблизитесь к пониманию того, что я чувствовала в тот момент, и вы согласитесь со мной в том, что ни один простой смертный, сделанный из того же, из чего и все, не сможет погрузить женщину в столь великое удовольствие.
Всё моё естество наслаждалось этим состоянием сладострастного небытия, и сила, что опьяняла меня, не имела границ. Это была необъятность Бесконечного, захватившая меня и уничтожавшая меня, и я чувствовала себя безграничной, но не существовавшей…
Ох! И почему же часам надо было начать отбивать свои удары так глупо, вырывая меня из этого блаженства?
Три металлических удара, холодных и безразличных.
Я поднялась на ноги и посмотрела вокруг себя. Мебель не сдвинулась — ничто в спальне не участвовало в моём волшебстве.
Я растянулась на кровати и позвонила в колокольчик своей старой служанке.
Она пришла совершенно спокойно, без стука в дверь, и сказала своим ласковым голосом: «У Вас только сейчас появился аппетит?»
Я действительно ничего не ела с прошлой ночи.
«Принесите мне немного молока и чёрного хлеба.» — ответила я.
Она вышла так же, как и вошла, достаточно спокойно, очень медленно, и снова пришла через полчаса с едой, о которой я её попросила.
«В гостиной какие-то гости, — сказала она, ставя тарелку на стул у кровати, — какие-то соседи останутся у нас на ночь.»
«Няня, скажите моей матери, если она будет беспокоиться обо мне, что я не буду спускаться вниз до завтрашнего утра. Мне докучают визиты.»
«Как скажете, душенька моя, — произнесла пожилая женщина. — Но скорее всего, никто ничего не будет спрашивать, ибо Вы на каникулах и можете наслаждаться свободой…»
«Гостям мы приготовим южную спальню.» — добавила она.
«Тем лучше.» — сказала я, толком не зная, почему.
Строительство домов согласно точной ориентации по сторонам света — важная вещь, которой, тем не менее, европейцы полностью пренебрегают, потому что утратили истинное понимание креста, одновременно соединяющего и разделяющего северную, южную, западную и восточную точки.
Север есть неподвижность, отсутствие вечно меняющегося динамизма жизни. Это убежище для интеллекта, ибо один лишь север даёт ему необходимый отдых в абстрактном осмыслении, не беспокоя его новыми воздействиями.
Если бы на свете был один лишь север, Человек знал бы всё — ибо всё было бы достаточно спокойно, чтобы позволить ему видеть каждую вещь в её мельчайших деталях.
Была бы вечная ночь — и Человек был бы её царём.
Юг же, напротив, является источником вечной жизни. Это та главная точка, наделяющая жизнью наши органы, которые стыдится замечать интеллект, потому что они непрестанно напоминают ему о его недостаточности: его неспособности следовать головокружительному курсу Вселенной, её мобильности, её своенравным изменениям.