Миша сделал ещё три шага вперёд каменной походкой лунатика, и произнёс ужасно громким голосом, держа свою саблю en garde:
«Я обещаю тебе, я приглашаю тебя вознестись через меня от Шести к Одному, или же от 41 до 77…»
Мои читатели! Вы уже к настоящему моменту привыкли к экстравагантности моей истории, посему я могу рассказать вам спокойно и без ненужных извинений о том, как в тот самый миг, когда Миша произнёс слова «семьдесят и семь» (это было сказано не вполне обычным образом), голубое пламя снизошло на острие его сабли и исчезло на нём, подобно змее на земле.
Где-то очень близко ко мне тихий голос прошептал: «Задай ему три вопроса — и не забывай его ответов. Сделай это быстро, ибо у него для тебя осталось мало времени.»
Я думала, какой бы вопрос ему задать, когда внезапно, словно против своей же воли, я спросила:
«Почему столь важно победить девять?»
«Именно так,» — прошептал ветер, подувший вдвое сильнее в тот миг.
Миша, всё ещё подобный механической машине, ответил:
«Девять — это символ обращённой шестёрки. Это ложь, говорящая языком истины. Это Мой крест, увековеченный победой Неправого.»
«Задай второй вопрос,» — прошептал всё тот же голос.
В этот раз я чётко ощутила, что он раздавался с севера.
Без малейших размышлений я спросила:
«Кто этот Неправый?»
Миша медленно повернулся ко мне, таким образом, стоя лицом на юг, и сказал:
«Неправый — это тот, кто стыдится жизни среди человечества. Неправый — это тот, кто заменяет живую воду Моря ложью симулякра. Неправый — тот, кому по нраву Мой крест, потому что он мешает Мне завершить Мой цикл.»
«Задай третий вопрос, и поторопись — становится поздно,» — прошептал тихий голос, и на этот раз тоже доносившийся чётко с севера.
И тогда я произнесла:
«Как можем мы преодолеть Твой крест, Твоё число «девять», Твою тюрьму?»
Я сказала «тюрьму», но это чрезвычайно меня удивило — и я уделила всё своё внимание тому, чтобы понять ответ на этот последний вопрос, который был задан мной вопреки моей воле, но важность которого я оценила сразу же.
Миша ответил:
«Невозможно преодолеть Крест, Девять, Тюрьму иначе, чем посредством Моей работы, Моего цикла, Моей свободы. Тот, кто примет и освободит Меня, будет силён и мудр, ибо я буду внутри него, и он станет Мной.»
Мишу охватила яростная нервная дрожь. Он опустил саблю и оперся на неё, пошатываясь.
Я почувствовала, что мне позволено ему помочь. Я прыгнула на землю и подбежала к нему. Не зная, как удержать его от падения — ведь, очевидно, он был весьма тяжёл для меня — я подтолкнула его к стене, находившейся всего в нескольких шагах от нас. Он сразу же дал задний ход, и, дойдя до стены, прислонился к ней с видимым облегчением.
Его сабля царапала гравий под ногами.
«Миша, — сказала я, — не бойся, всё в порядке.»
Он глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, снова поёжился и посмотрел на меня.
«Вот ты где, Ксения, — произнёс он, — Мне только что явилось удивительное видение. Дай мне руку, мой друг — я начинаю многое понимать.»
Глава 6. Переход
Мы вышли, держась за руки. Миша сказал:
«Пойдём, Ксения — уже пора.»
И я шла за ним, не произнося ни слова.
Мы оба, он и я, прекрасно знали дорогу.
Миша держал фонарь в правой руке, его красный свет распространялся слабыми отблесками вокруг нас, и во мраке ночи казалось, что мы проходили сквозь какой-то туннель.
И в то время, как мы проходили вперёд, пространство снова закрывалось позади нас, подобно чёрной стене.
Когда мы подошли к концу нашей долгой дороги по землям, окружавшим дом моих предков, после которых нам предстояло идти неведомыми путями, Миша остановился и сказал мне:
«Отдохни немного, мой друг. А я воспользуюсь моментом, чтобы рассказать тебе кое о чём.»
Очевидная перемена во всём поведении Миши не удивила меня, поскольку я знала причины тому, но что меня действительно поражало — так это моё собственное совершенно новое чувство к моему компаньону.
Это чувство было совершенно иным по сравнению с той мистической любовью, что я испытывала к Неведомому: Он в моих глазах куда сильнее превосходил меня, и распространял внутри меня своё непреодолимое воздействие.